После целого дня на склоне, каждый шаг дается с титаническим трудом. Я давно расстегнула куртку, чтобы хоть немного остыть, но все равно продолжаю с шумом дышать.

Хорошо хоть, Курт несет за меня доску, а то до домика я ползла бы. Но это все только усталость тела, которая пройдет к утру. На самом же деле я просто переполнена эмоциями дня.

— Курт, а почему вы бросили спорт? — искренне недоумеваю я. — То, что вы творите на склоне — это же просто фантастика!

Лаэрд притормаживает и смотрит на меня с высоты своего роста. В темноте вечера его глаза кажутся еще более темными, чем днем. Куртка тоже расстёгнута, шапка торчит из кармана, а на плечи закинуты наши борды.

Я не могу сдержать восторженной улыбки. Взъерошенный, усталый, со щетиной на щеках, он запросто может побороться за пальму первенства с любым эталоном мужской красоты.

Ну, я бы ему точно первое место дала бы!

— Я думал, ты перестала мне выкать, — говорит лаэрд, и в его голосе слышится досада и нотка раздражения.

Я смущенно моргаю.

— Ну, вы же старше…

Мужчина вздыхает и возобновляет путь, но теперь мы оба молчим.

И как это понимать? Он хочет, чтобы я ему не выкала? Так почему не скажет об этом? Или я должна догадаться сама?

Черт! На склоне я ему тыкала — это правда. Но одно дело склон, где все равны и совсем другое— реальная жизнь. А в реальности Курт не только старше меня, но вдобавок еще и опекун.

Кидаю косой взгляд вбок, где темнеют неясные силуэты кабинок подъемника.

— И все же, Курт, почему вы бросили спорт? — настаиваю я чисто из любопытства. — С вашей техникой и безбашенностью вы вполне могли бы смело участвовать в Олимпиаде.

Курт негромко смеется, затем на секунду останавливается, удобнее перехватывает оба борда и идет дальше.

— Потому что Бет я любил сильнее, — договаривает он уже на ходу.

Все. Конец. Финиш. Приплыли. Припарковались.

Я зло закусываю губу. Молодец, Яблокова. Опять все испортила!

А еще, помимо легкого раздражения на свой чересчур болтливый язык, я чувствую укол ревности. Может это глупо, но я ревную Курта к его прошлому, к той любви, которая была у него там. Я ревную его к Бет, которой уже давно нет.

Глупо? Полностью согласна! Вот только сердце отказывается принимать доводы головы.

Мне очень хочется спросить, любит ли он до сих пор свою жену, но я молчу, потому что догадываюсь, каким будет ответ.

— Как тебе доска? — интересуется Курт.

Снаряжение лаэрд подобрал для меня сам. Надо признать, ботинки и сама доска были просто «ах!».

— Супер! — восторженно смеюсь я. — Спасибо тебе огромное!

Набравшись смелости, я забегаю немного вперед, останавливаюсь, загораживая мужчине путь, и задаю провокационный вопрос:

— Курт, почему ты решил, что меня надо менять? Я просто хочу сказать — все эти походы по магазинам, жизнь по расписанию и прочее… Все это имеет определенную цель. Я что, так сильно несоответствию вашему обществу?

— Нашему обществу, — поправляет мужчина, — и да, ты совершенно не вписываешься, но дело не в этом…

Я хмурю брови.

— Эва, ты словно велосипед с десятью передачами, но ездишь только на первых двух, — с улыбкой говорит он. — Я не хочу тебя менять. Я только хочу показать, что ты можешь.

Повинуясь неожиданному внутреннему порывы, я порывисто обнимаю мужчину за талию, утыкаюсь носом в свитер и замираю.

Черт! Какой же он хороший. Самый-самый! А я его…

Глухой звук падающих бордов, и руки Курта осторожно прижимают меня к себе. Подняв голову, встречаюсь взглядом с переменчивыми глазами мужчины.

— Я буду слушаться! — возбужденно обещаю я. — Честно-пречестно! И вставать буду в семь, и спорить перестану, и вообще…

Он громко фыркает.

— Лучше не надо, — смеясь, просит он, крепче прижимая меня к своему крупному телу. — Иначе мне будет постоянно казаться, что ты что-то задумала.

— А… Ну ладно! — легко соглашаюсь я, опускаю голову и утыкаюсь носом в грудь мужчины. — Тогда никакого расписания!

Курт смеется, легонько шлепает меня по попе и наклоняется за досками.

— Пошли, пока я не оголодал настолько, что начал рассматривать тебя, как нечто съедобное, — шутливо сообщает он.

Я оглядываюсь на деревянный домик, до которого осталось не больше двадцати метров.

— А мне, кстати, нравится, когда ты кусаешься, — не подумав, говорю я и тут же слышу повторный звук от упавших в снег бордов.

По лицу Курта сложно понять, почему мои слова вызвали такую реакцию. Он поспешно наклоняется за бордами.

— И, кстати, к вопросу про «выканье», — внимательно наблюдаю за действиями лаэрда. — Курт, а сколько вам лет?

Вроде бы простой вопрос ставит мужчину в тупик.

— Почти тридцать, — с неохотой произносит он, поглядывая на меня с какой-то опаской.

Почти тридцать?

Я окидываю мужчину придирчивым взглядом.

Всего-то тридцать, а я думала, что все сорок!

Вот как, оказывается, сильно старят человека строгие костюмы, угрюмая гримаса и предательство любимой женщины.

Хотя сейчас он совсем другой. Растрепанный, вспотевший, с расстёгнутой курткой, такому от силы дашь двадцать, но никак не тридцать.

— Эва? — напряженно выдыхает мужчина, так, словно всерьез опасается, что я развернусь и скриком ужаса рвану куда подальше.

— Старичок, тебе бы поберечься! — качаю головой. — В твоем возрасте не на борде гонять, а таблеточки у врача канючить.

Курт наклоняет немного вперед.

— Издеваешься?

Я делаю возмущенный вид.

— Да ты что! — громко восклицаю. — Даже в мыслях не было! Кстати, давай я сама свой борд понесу, а то еще спину себе сорвешь…

Лаэрд закатывает глаза к звездному небу, качает головой и, не говоря ни слова, идет по направлению к домику.

— Я серьезно, Курт! Меня еще в школе учили, что старичкам надо помогать! — прыгаю я вокруг него, намереваясь отнять свою доску. — Через дорогу переводить, сумки носить… Если надо, дрова поколю, ты только скажи!

— Отстань, — беззлобно, с улыбкой рычит он, и еще не известно, кто получает больше удовольствия от этой игры.

В достаточно шутливом настроении мы двое вваливаемся в тесный предбанник, нарочно толкаясь и громко смеясь, снимаем верхнюю одежду и обувь.

— Явились, — грозно сдвигает брови Микаэль, едва мы появляемся на пороге. — Оба весь день без завтрака, без обеда. Хорошо, что про ужин вспомнили!