— Чингиза наши внутренние разборки не волнуют, — сказал белобрысый. — А вот я тебя поспрашиваю.

— Кто ты такой, чтобы меня спрашивать, — скривил губы Азимов, явно осмелевший. — Сам прощелкал у себя в Питере, а здесь виноватых хочешь найти? «Муртазанов мой, Муртазанов мой…» Муртазанов не твой, и не мой. Искали его все, не ты один.

— Искали все, а нашел я.

— Ну и где он, если ты нашел? Покажи. Подумаешь, залез в компьютер МВД, нашел человека. Это любая девчонка-секретутка могла сделать за коробку конфет, не за пятьсот тысяч.

— Какие пятьсот тысяч? Откуда пятьсот тысяч? — удивился белобрысый. — Деньги заплатят только за результат. Ты что, рассчитывал, что тебе за Муртазанова заплатят? Он сам по себе ничего не стоит. Ты его еще попробуй расколоть. А то раскатал губу… Мне смешно с тобой спорить, но ты все-таки не забудь, что прокурора тоже я нашел, и вообще идея-то моя на сто процентов. По-другому Муртазанова никто бы не достал. А раз идея моя, то и Муртазанов мой. Вот так, все сходится. Так что давай закроем базар. Где он сейчас? Мы же знаем, что ты сговорился с питерскими. Не хочешь говорить, не говори. Они все равно расскажут. Но ты еще можешь очки набрать. Ну, где он? Подумай, подумай, не торопись отвечать. Один неправильный ответ — и ты покойник.

— Постой, так не пойдет. Идея твоя, а кто прокурора брал? Кто его прятал? Кто на контакты шел? — Азимов обвел руками присутствующих, словно приглашая всех к участию в дискуссии. Но столкнувшись с их тяжелыми взглядами, Азимов сник и добавил уже тише: — Никто ничего не делал, один ты все делал, да?

— Кто делал и что делал, я знаю лучше тебя, и каждый свое получит, — сказал белобрысый. — Ты тоже мог получить свою долю, но захотел банк сорвать, крыса. Я тебя спрашиваю последний раз. Ты знаешь, где Муртазанов? Только имей в виду, что Митю твоего мы уже нашли, за ним ребята поехали, и все другие вопросы я задам уже ему. А тебя спрашиваю последний раз — ты конкретно знаешь, где Муртазанов?

— Честно и конкретно тебе отвечаю, — сказал Азимов. — Нет. Не знаю.

«Ох и дурак!», подумал Зубов. Он стоял, скрестив руки на груди, (пальцы правой руки на всякий случай касались рукоятки пистолета), и со скучающим видом слушал эту разборку. Все варианты были уже просчитаны. Стволы были наведены на Азимова не в шутку и не для испуга. Его застрелят, здесь и сейчас. Прикажут Зубову подойти к русскому, или подзовут Азимова, чтобы он остался без прикрытия — и все. И ляжет на свободный стол еще одно тело. И подкатят его вон к той двери в стене, а там уже автобус с открытым люком ждет своего пассажира. (Через щель между створками незаметной двери тянуло выхлопным газом, и эта гарь казалось такой родной и близкой, перебивая формалин и гниль).

Шансов — ноль. Зубов прикинул, как бы он вел себя в такой ситуации. Во-первых, не сбавлял бы обороты. Азимов поначалу хорошо держался, даже почти прижал белобрысого к стене своим уверенным тоном. Но потом сбился на скандал, а сказать-то и нечего. Во-вторых, надо было смещаться к выходу. Если упасть на пол и нырнуть под столы и под ними быстро добраться до двери и толкнуть ее … Нет, подстрелят. Никаких шансов.

Так что прощайте, господин Азимов. Возможно, скоро вы увидите своего сына вместе с его тренером Салимом.

Вот если б Азимов сказал, что он знает, где этот пропавший чеченец, все могло быть иначе. Он мог торговаться, тянуть резину, мог и выиграть жизнь. Но он сказал: «Не знаю»…

— Не знаешь, — вздохнул белобрысый. — Тогда на кой черт ты нам сдался? И еще неизвестно, на кого ты работаешь на самом деле. Даже если ты не стукач, а просто дурак, вреда от тебя до хера и больше. Ну, сам смотри, что ты наделал. Из-за тебя ребята погибли. Сами виноваты, конечно, что с тобой связались. И тоже непонятно, на кого они работали на самом деле. Но они — вот они, жмурики, они уже ответили за дурость свою. Смотрим дальше. Из-за тебя все пропало. Из-за тебя Муртазанов убежал. Тебе и отвечать. Больно много проблем с тобой. А нам лишние проблемы не нужны. Это не я решил. Все решили. Так что конец тебе, Руслан Назарович.

Он щелкнул пальцами, и пистолеты начали подниматься, и Зубов успел подумать: «А я-то причем?». Дальше он уже не думал.

— Аллах акбар! — заорал Зубов, и противники оцепенели.

Рука скользнула под куртку и выхватила пистолет. Другая рука схватила за воротник Азимова и швырнула на пол. Зубов резко присел, и тут же захлопали выстрелы. Он потерял равновесие и опрокинулся на спину, но так оказалось даже удобнее передвигаться. Отталкиваясь ногами, он полз на спине по гладкому кафельному полу и стрелял. Пока было видно, стрелял в грудь. Потом столы закрыли противников от него, и он стрелял по ногам, а потом стрелял в упавшего, не забывая считать свои выстрелы.

Столы визжали и грохотали под пулями, но Зубова еще не задело, и он отползал к выходу, все больше удивляясь, что жив и цел. Азимов куда-то пропал, зато дверь оказалась отперта, и Зубов смог одним толчком плеча распахнуть ее, прокатиться по крыльцу и нырнуть в открытый люк автобуса.

Из морга продолжали стрелять, и довольно метко. Посыпалось окно в автобусе, промяукал рикошет во дворе. Но он уже рванул сумку, и молния рассыпалась, и кольт сам лег в руку. И как только в проеме двери показалась фигура с оружием, Зубов нажал на спуск, и фигуру снесло обратно.

И наступила тишина, в которой переливался телефонный звонок. А потом прозвучал плачущий голос Азимова:

— Все, все, не стреляйте, все! Это Муртазанов звонит!

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.

НЕ ЛЕТАЙТЕ БЕЗ КАРТ.

Махсум Муртазанов положил трубку и сказал:

— Не понял. Он что, обкурился? Плачет, э. Попросил перезвонить через десять минут.

Панин оторвался от изучения записной книжки.

— За десять минут они могут подготовить прослушку, чтобы засечь наш номер. Старайся говорить быстро. Да-да, нет-нет. Начнет тянуть время — обрывай разговор.

— Э, сам знаю. Что-нибудь разобрал в книжке?

— Да что тут разбирать, все понятно, — сказал Панин, в задумчивости грызя кончик авторучки.

— Слушай, я что, совсем тупой? — обиделся Махсум. — Я ничего не разобрал, Хохол ничего не разобрал, даже Сурен ничего не разобрал. А ты пять минут смотрел и разобрал!

— Я разобрал только, что без бутылки тут не разберешься, — усмехнулся Панин. — Человек писал так, чтобы никто чужой не понял. По-английски, сокращенно, причем особыми словами. Хотел бы я познакомиться с тем, кто это писал. Похоже, что он-то и управлял всей этой аппаратурой.

— Он умер, — коротко сказал Лезгин, и Махсум бросил в его сторону недовольный взгляд.

Остальные друзья Махсума тоже отреагировали на эту реплику. Али и Вели на секунду оторвались от нард. Курд застыл с картами, занесенными над носом Хохла. Хохол перестал жмуриться и посмотрел на Махсума. И только Талыш продолжал невозмутимо грызть семечки.