Бен притворился, что должен сейчас сосредоточить все внимание на дороге. Он хотел, чтобы имя запало Чандлер-Литтону в голову. Поэтому он пробормотал себе под нос: «Ну давай же, дедуля, езжай дальше!» – и сделал вид, что водитель впереди страшно его раздражает.

– Гарнер? Можно мне взглянуть на этот альбом? – Чандлер-Литтон протянул руку к переднему сиденью.

Бен притворился, что не заметил.

– Гарнеры. Да, они из здешних. Во всяком случае, тетушка живет в Дарлингтоне, – продолжал он говорить как ни в чем не бывало.

– Дайте мне альбом! – повторил Чандлер-Литтон, на этот раз требовательным тоном.

– Конечно, сэр! Вот, пожалуйста.

Бен взял альбом и протянул его себе за спину, не отрывая глаз от дороги.

– Надо же! Опять мы застряли возле этой стройки! Надеюсь, простоим не так долго, как вчера, – бубнил он, между тем как Чандлер-Литтон уже листал альбом.

Во время вынужденной остановки возле строительной площадки Бен мог подольше задержать взгляд на зеркале заднего вида, и пускай себе Чандлер-Литтон заметит.

– Это нечто! Правда ведь? Двадцать лет в одной обложке! По-моему, это чего-то стоит.

Чандлер-Литтон даже не поднял глаз. Он подолгу всматривался в каждую фотографию, как будто хотел навсегда запечатлеть их в памяти.

– Тори! – вырвалось у него.

– Что, простите? – спросил Бен.

Чандлер-Литтон умолк и продолжал перелистывать страницы. Наконец он откликнулся:

– Так, ничего.

Вереница машин тронулась с места, и Бену пришлось переключить внимание на дорогу. Он надеялся, что Чандлер-Литтон передумает и что-нибудь скажет, но никаких высказываний не последовало. Он все рассматривал фотографии. Страницу за страницей. А дойдя до последнего снимка, пролистнул дальше пустые страницы, чтобы убедиться, не затесалась ли еще какая-нибудь фотография.

– Альбом закончился семидесятыми годами, – сказал Бен. – Тогда сестры, кажется, рассорились.

Чандлер-Литтон никак не реагировал. Он начал перелистывать страницы к началу, пока не нашел портрет, на котором его взгляд задержался. Вот уже минуту они стояли у подъезда виллы, когда Литтон-Чандлер наконец захлопнул альбом и отдал Бену.

– Благодарю вас! Это действительно было очень интересно – такой альбом. Скажите вашей знакомой, чтобы она его берегла. Не вставайте, пожалуйста. В конце концов, я и сам могу выйти из машины. Не такой я еще старик.

Бену почудилось в его тоне некоторое раздражение.

Чандлер-Литтон вышел и, помахивая портфелем, пружинистым шагом направился к дому. Отперев замок, он на секунду остановился и оглянулся на Бена. Бен хотел было уже выйти из машины и спросить, все ли в порядке, но тут Чандлер-Литтон скрылся за дверью.

Бен отогнал машину в гараж «ИмВака». Там он положил альбом в курьерскую сумку, которую всегда носил при себе. Затем открыл заднюю дверцу и тщательно почистил заднее сиденье роликовой щеткой.

Подъехав уже на собственной машине к дому Брэди в Изингтон-Виллидж, он, прежде чем выйти, раскрыл альбом на той странице, которую дольше всего разглядывал Чандлер-Литтон.

«Тори» – так он сказал. Виктория!

Карла двумя руками взъерошила себе волосы. Ее руки дрожали.

– Не могу понять, почему никто еще не ответил.

– Тебе же написал доктор Камп, – мягко сказала Элла и обняла ее за плечи. – Скажи, ты не замерзла? Может быть, пойти принести тебе кофту?

Карла помотала головой:

– Не обращай внимания. Мы как раз снижаем прием медикаментов, но не позднее чем через месяц я могу снова вернуться домой. И почему только никто мне не ответил?

– Но доктор Камп же… – начала Элла.

– Доктор Камп! – фыркнула Карла. – Он уже совсем выжил из ума! Почему только его еще не лишили практики! А эта сестра до сих пор не появлялась на горизонте? Не может быть, чтобы она столько недель болела!

Элла покачала головой:

– Мне сказали, что она уволилась.

– А имени ты по-прежнему так и не выяснила?

– Не могу я заставить людей, чтобы они…

– Ты такая же бесполезная, как и все остальные! – воскликнула Карла и бросилась на кровать. – Ты с ними заодно!

Она зарыдала. Этого она не хотела говорить. Да, она дошла до отчаяния, и нервы у нее никуда не годятся, но она не хотела обижать свою лучшую, единственную подругу.

– Прости! – прошептала она. – Мне так жаль! Прости меня!

Она продолжала плакать в подушку, и казалось, прошла целая вечность, прежде чем она снова ощутила ладонь подруги на своем плече.

– Я так сожалею, – прошептала Карла.

– Ты думаешь, тебе действительно стоит сейчас бросать таблетки? – спросила Элла.

В ее голосе прозвучала искренняя озабоченность.

Карла и сама задавала себе этот вопрос. В последние три недели они постепенно уменьшали дозу, и уже два дня Карла принимала всего лишь по четверть таблетки на ночь и больше ничего. Две ночи она глаз не сомкнула, у нее пропал аппетит и опять начались приступы паники. Психотерапевт пытался ей объяснить, что через некоторое время это пройдет, но ей не верилось. Она уже поняла, что не может больше жить без таблеток.

«Вот от таких настроений вам нужно отучаться. Зависимость носит в основном психологический характер. Нужно просто пройти эту фазу», – сказал он ей, но при этом глядел на нее с таким озабоченным выражением, словно прямо у него на глазах происходило что-то неладное и что-то пошло не так. Карла, вопреки ожиданиям, реагировала не так, как было задумано для ее пользы.

– Я еще не хочу возвращаться домой, – сказала Карла, тревожно глядя на Эллу. – Я хочу вернуться тогда, когда отыщу Фелиситу, понимаешь?

Элла кивнула:

– Я тебя понимаю. Но и вернувшись домой, ты сможешь ее искать. Может быть, даже лучше, чем находясь здесь. Тогда нам не придется тайком проносить письма из опасения, что их прочтет руководство клиники. – Элла подмигнула.

Карла выдавила из себя улыбку:

– Ты принесла мне газету?

– Нет. Сегодня не принесла.

Карла тотчас заметила, что подруга говорит ей неправду.

– Элла, ты единственный человек, которому я могу доверять, – сказала она с укоризной.