Полоса препятствий, которую Риэль, рассказывая о своих тренировках Одрику и Людивин, называла «лесной камерой пыток», находилась в уединенном месте у подножия Сибеллин, самой высокой горы в Селдарии. На ее склонах много столетий назад Святые возвели Бейнгард, замок для святой Кейтелл. Ежедневно в течение шести дней, готовясь к следующему испытанию, Риэль встречалась здесь со своим отцом – чтобы, как он заявил, укрепить тело и развить ловкость.

До сих пор результатом этих мучений были только боль и разочарование в своих силах. И еще злость, неистовая и глубокая, как самый темный уголок Бездны.

– Я же не атлет, – бросила она отцу, выбираясь из грязевой ямы и отбрасывая шест. – И вовсе не воин.

Он насмешливо хмыкнул.

– Никогда это еще не было так очевидно, как сейчас.

– И все же ты настаиваешь на том, чтобы я проходила эти препятствия час за часом.

Она прошла по траве, стягивая с себя пропитанные грязью перчатки, налокотники, наколенники и, наконец, этот проклятый тяжеленный мешок с камнями.

– Мы здесь толчемся с рассвета, – пробурчала она. – Я сейчас уже должна была заниматься с Талом, практиковаться у Великого Магистра Розье. Стихия воды всегда была моим самым слабым местом. Или могла бы заняться своим костюмом с Людивин. От этого и то было бы больше пользы.

– Примерка костюма. – Отец скривился в усмешке. – Да уж, разумное использование своего времени.

– Это идея Людивин, и она совсем неплоха. Если я хочу, чтобы люди полюбили меня… – отец снова рассмеялся, тихо и недобро, – …и показать им, что я не боюсь испытаний, – упрямо продолжала она.

– Даже ты не настолько хорошо умеешь притворяться.

– Перестань меня перебивать!

Он замолчал, уставившись на дочь. Она смотрела прямо на него, жар поднимался по ее шее, вверх по рукам, сворачивался в тугой жгут в ее груди.

Отец перевел взгляд на ее руки, крепко сжатые в кулаки. Она знала, что он ожидал увидеть – неистовые, неконтролируемые искры, рождение огня, который вот-вот вырвется из-под ее контроля и поглотит все на своем пути.

Она стояла неподвижно, сдерживая слезы. Уже не в первый раз она пожалела, что не отец стал ее невольной жертвой вместо матери, которая тогда могла бы остаться в живых.

– Если хочешь, чтобы у тебя был хоть какой-то шанс выжить в этих испытаниях, – произнес он наконец, – если хочешь иметь на своей стороне нечто большее, чем грубую силу и слепую удачу, тогда тебе нужно стать сильнее, причем как можно скорее.

– Я много лет обучалась управлять своей силой вместе с Талом…

– И этого может оказаться недостаточно!

Риэль не отвела взгляда, даже когда отец приблизился к ней почти вплотную. Она почувствовала, как выскользнула из-под шапки растрепавшаяся коса, и представила, какой неряшливой, маленькой и нелепой она кажется рядом с лордом-командующим Дарденном. Этот человек умудрялся выглядеть величественным и невозмутимым даже в грязной одежде для тренировок. Она с досады прикусила язык.

– Это не шутка, Риэль, – продолжал отец. Он перевязал заново завязки, удерживающие широкий кожаный защитный пояс вокруг ее туловища, поправил воротник, заткнул выбившиеся волосы под шапочку, дергая за них так грубо, что у нее заболел череп. – Испытание землей – ерунда по сравнению с тем, что в следующий раз изобретет для тебя Совет Магистров. Это лишь начало долгого и тяжелого пути. Твоя жизнь, какой она была до сих пор, закончилась. И ты сама понимаешь это.

Щеки Риэль вспыхнули. Что подумает о ней стража, если он будет распекать ее, как маленького ребенка?

– Да, отец, – тихо сказала она. – Я понимаю.

– Если ты потерпишь неудачу, они убьют тебя. Они также могут убить меня и Тала.

Риэль посмотрела сквозь слезы на кончики своих грязных сапог.

– Я уже думала об этом.

– Неужели? Мы не можем узнать, что сейчас творится в голове членов Совета или самого короля. Ведь это чрезвычайные обстоятельства.

– Да, отец. Я понимаю…

Лорд Дарденн снял перчатку и рукой приподнял ее голову за подбородок. Он долго смотрел в полные слез глаза Риэль, затем его рот скривился в горькой усмешке, и он отошел от нее. Он присел на траву у грязевой ямы, нашел свою флягу, лежащую там, и сделал глоток воды.

– Садись, – тихо сказал он, протягивая ей флягу. – Попей.

Она молча повиновалась. Глотая воду, она украдкой поглядывала на отца, отмечая седину в густых темных волосах, морщинки вокруг сурово сжатого рта. С внезапной печалью она поняла, что не может вспомнить, как он выглядел до того, как смерть матери навсегда стерла улыбку с его лица.

– Помнишь, – спросила она, – ту колыбельную, которую мама мне пела?

Отец продолжал молча смотреть на забрызганную грязью полосу препятствий, кольцо неулыбчивых стражников, густой сосновый лес за ней. Риэль из-под ресниц наблюдала за ним, изучая его профиль. Ей вдруг захотелось взять его за руку и спросить, боится ли он так же, как она.

Вместо этого она запустила пальцы в траву и сжала их.

– Я не помню никакой колыбельной, – ответил он бесцветным голосом.

Риэль не могла определить, лжет он ей или нет. Тем не менее она кивнула и тоже перевела взгляд на лес. А затем, глубоко вздохнув, она запела:

Риэль замолчала. После нескольких невыносимых секунд она тихо сказала:

– Я не всегда могу вспомнить, какой она была. Забыла ее запах, касание ее рук. Но я очень хорошо помню ее голос и эту песню.

Как только эти слова слетели с ее губ, отец встал, отряхнул штаны, поднял мешок с камнями и протянул ей. Она ничего не могла прочесть на его лице, кроме той спокойной решимости, которую она всегда видела, – уверенности в неправоте Риэль и в его собственных долгих страданиях, которые он терпел по ее вине.

– Еще раз, – сказал он. – Начнем все сначала.

* * *

Риэль не знала, сколько людей ждало снаружи, чтобы посмотреть, как она будет сражаться с океаном, но, судя по шуму, их было немало.

Она переступила ногами в новых сапогах, борясь с желанием поправить еще раз полы тяжелого плаща. Она тщательно завязала его вокруг шеи и пояса, чтобы не показывать свой наряд.

Костюм придумала Людивин, а Одрик предложил скрывать его до последней минуты.