Капитан Кашин нехорошо усмехнулся. Стало быть, эта смазливая бабёнка, несмотря на все ужасы войны ухитрившаяся сохранить гладкое лицо и аккуратную причёску, эта курва, немецкая подстилка, купившая себе благополучие за счёт разведения ног перед фашистом, намерена валять с ним дурочку. Ну что ж, время у него есть, можно немножко и поиграться.

— Всё, Вера Никитична, — душевно сказал Кашин, — всё рассказывайте. С самого начала. Как, например, получилось, что вы всю войну провели в Дарьино? Почему не эвакуировались? Как это вас в Германию не угнали, как всех остальных?

Вера вздохнула. Вот, значит, что его интересует. Этого следовало ожидать. Смешно было надеяться, что ей поверят, воспользуются её знаниями, опытом. А ведь война ещё не кончилась, она могла бы принести много пользы…

— Мне поручили поселковый архив собрать, — начала она, — из-за этого и задержалась. А потом уже поздно было, немцы пришли. А когда выяснилось, что я немецкий знаю…

— Кто поручил? Когда? Как выяснилось? — прервал её особист.

Голос Кашина ожесточился, верхние нотки в нём зазвенели металлом. — Всё, пожалуйста, поподробней и поточней, без всяких уловок.

Вера возмутилась. Она ведь тоже рисковала, ежедневно, постоянно подвергала себя опасности…

— Что вы со мной разговариваете как с преступницей?

Кашин аж подпрыгнул от подобной наглости. Выскочил из-за стола, суетливо забегал по кабинету, бросал на неё уничтожающие взгляды.

— А как вы хотите, чтобы я с вами разговаривал, гражданка Денисова? Вы что думаете, я вас чай пригласил пить? Кончилось это время, Вера Никитична, когда вы здесь чаи распивали! Теперь тут отдел СМЕРШ. Вам, надеюсь, известно, что это такое?

— Известно, — пробормотала Вера. — Смерть шпионам.

— Вот именно! И если вы думаете, что мы ничего не знаем, то это серьёзная ошибка.

— Я что могла, делала для родины, — попробовала вставить Вера. — Я же…

— Слова родина, — прерывая её, звонко отчеканил капитан, — вы, гражданочка, лучше при мне не произносите! У изменников родины нет!

— У изменников? — ошарашенно пролепетала она.

В дверь постучали.

— Да, у изменников! — презрительно бросил ей особист. — Войдите!

В дверь всунулся всё тот же солдат Степанов.

— К вам Тимофеевский приехал, — объявил он..

— Вот хорошо, пусть заходит, — обрадовался Кашин. — А ты отведи пока гражданку Денисову на второй этаж, запри её в бухгалтерии. Пусть там посидит, подумает. Вот вам бумага, Вера Никитична, опишите всю вашу жизнь в оккупации.

Он опять перешёл на свой любезный холодный тон:

— Особо нас интересуют все подробности вашего сотрудничества с немецкими властями. Вашу участь, Денисова, только полное чистосердечное признание может облегчить! Ты всё понял, Степанов?

— Ага, — кивнул солдатик. — Так точно.

— Идите! — распорядился капитан и, больше не глядя на Веру, вернулся за стол.

Вера ошеломлённо смотрела на него, осознавая, что разговор закончен, больше он с ней ничего обсуждать не собирается.

Степанов тем временем уже подхватывал её под локоть, мягко, но настойчиво выводил из кабинета.

Не успев выйти, она, однако, тут же наткнулась на ждущего за дверью Тимофеевского.

— Вера! — искренне обрадовался партизан.

— Здрасьте, Владимир Григорьевич!

Она грустно улыбнулась.

— Здравствуй, здравствуй!

Тимофеевский тепло обнял её, всмотрелся в лицо, подмигнул.

— Всё-таки дожили, значит!..

Кашин через открытую дверь с интересом наблюдал за этой встречей. Знаменитый партизанский командир и немецкая подстилка.

Что может быть у них общего?..

— Послушай, ты что, уже уходишь? — спросил Веру Тимофеевский.

Ему не хотелось отпускать её. Последний и единственный до этого раз они встречались при трагических обстоятельствах. В ту ночь Вера очень помогла ему пережить смерть Романа, которого он любил как сына.

— Не уходи пока, подожди меня, — попросил командир, — ладно? Я с тобой поговорить хочу.

Вера горько усмехнулась:

— Куда же я уйду теперь, Владимир Григорьевич?

Тимофеевский внимательно взглянул на неё. Усмешка эта ему совсем не понравилась.

— Вот и славно! — сказал он и шагнул в кабинет.

— Ну, здравствуй, Кашин! — раздался оттуда его рокочущий голос. — Вот какое дело, значит…

Дверь за ним плотно закрылась. Вера почувствовала, что кто-то трогает её за плечо. Она повернулась.

— Пойдёмте! — сказал Степанов, глядя на неё каким-то щенячьим взглядом. — Значится, велено вас наверх отвести…

Вера хоть и была намного старше, однако чем-то неуловимо напоминала ему Галю Мариненко, девчонку, с которой он познакомился на танцах перед войной.

Они поднялись на второй этаж. Степанов всё время что-то говорил, Вера не слушала. В третьей комнате справа когда-то располагалась бухгалтерия, потом тут сидели связисты, а сейчас, похоже, пустое помещение использовали как камеру предварительного заключения. Во всяком случае, не перестающий что-то болтать Степанов завёл Веру именно туда, с извинениями, закрыл на замок в два оборота.

Вера слушала, как поворачивается ключ в замке, как удаляются шаги солдата.

Она тяжело вздохнула, подошла к окну.

Сейчас ей стало окончательно понятно, почему её заперли именно в эту комнату. Из других окон можно было вылезти на карниз, а оттуда дойти до угла, спуститься на землю, держась за водосток. Под этим же окном никакого карниза не было, здесь можно только сигануть вниз, иначе никак, а этаж высокий, по-любому ноги переломаешь.

Да если бы ей и удалось незаметно спрыгнуть без переломов, куда бежать-то?

И от кого — от своих же?..

А ведь предупреждал её Генрих, точно предвидел всю картину. Где-то он теперь?..

Вера вдруг поймала себя на том, что впервые думает о Штольце без озлобления, даже с каким-то оттенком жалости.

Она тут же отбросила от себя эти мысли. Знала, какие вопросы незамедлительно последуют дальше, если продолжать размышлять о нём. Где их сын? Что с ним? Удалось ли Наде его спасти? И где сейчас она?

Об этом думать вообще нельзя. Это табу.

Генрих скорее всего либо погиб, либо в плену, третьего не дано. А в плену их тоже долго не держат, кормить эту ораву пленных нечем, поэтому их быстро ликвидируют, о чём ей по дороге сюда рассказал словоохотливый Степанов. Правда это или неправда — не важно.

Важно, что Генриха больше нет. И сына у них тоже нет.