Что-то решило воспользоваться этой частотой.

Что-то из неизведанной дали.

Пристально глядя на приемник, но воспринимая только его очертания, Лавелль спросил:

— Кто здесь?

Никакого ответа.

— Кто здесь?

Раздался голос, наводящий на мысли о вековой пыли и останках мумий:

— Я жду.

Голос сухой бумаги, песка, голос бесконечных веков. Холодный, как звездная ночь. Коварный, шипящий и злой.

Это мог быть один из тысяч демонов или один из древних африканских богов. Или просто душа давно попавшего в ад человека. Определить, кто это, было невозможно, и Лавелль знал, что он не заставит говорящего назвать свое имя. Но, кто бы это ни был, он должен отвечать на вопросы Бокора.

— Я жду...

— Вы знаете о моих делах?

— Да-а-а.

— О делах, касающихся клана Карамацца?

— Да-а-а.

Если бы Господь наделил змей даром речи, должно быть, они говорили бы именно таким голосом.

— Вы знаете полицейского Джека Доусона?

— Да-а-а.

— Он попросит начальство, чтобы его отвели от этого дела?

— Никогда.

— Он будет лезть в дела магии?

— Да-а-а.

— Я предупредил его, чтобы он прекратил это.

— Он не прекратит.

На кухне вдруг стало очень холодно, воздух казался теперь вязким и густым.

— Что сделать, чтобы остановить Доусона?

— Ты знаешь.

— Объясните.

— Ты знаешь.

Лавелль нервно облизал губы, прокашлялся.

— Ты знаешь, — монотонно прошелестел голос.

Лавелль спросил:

— Я должен убить его детей сегодня вечером, не откладывая?

Ребекка, открыв дверь, сказала:

— Я почему-то подумала, что это именно ты.

Джек, стоявший у входа в дом, весь трясся.

— На улице снежная буря.

На Ребекке было синее платье и тапочки. Волосы полыхали медовым отливом. Она была восхитительна. Молча стояла и молча смотрела на него.

Джек продолжал:

— Да, это метель века. Может быть, это начало нового ледникового периода. Натуральный конец света. И я подумал, с кем бы лучше всего встретить этот конец света.

— И остановил свой выбор на мне?

— Не совсем так.

— Да?

— Я просто не знал, где можно найти Жаклин Биссе.

— Значит, я — номер второй?

— Я также не знал адреса Рэчел Уэлч.

— Выходит, я уже третья?

— Но, согласись, быть третьей из четырех миллиардов людей, живущих на Земле, не так-то и плохо.

Ребекка почти улыбнулась в ответ на эту реплику.

Джек спросил:

— Можно мне войти? Видишь, я уже снял ботинки, чтобы не запачкать твой прекрасный ковер. И потом, у меня отличные манеры — я, например, никогда не стану чесаться на глазах у всех.

Ребекка отошла в сторону.

Джек вошел в квартиру.

Она закрыла за ним дверь и сказала:

— Я как раз собиралась готовить ужин. Ты голоден?

— А что у тебя на ужин?

— Нежданные гости не должны быть столь разборчивы.

Они прошли на кухню, где Джек бросил свой плащ на спинку стула.

Ребекка объявила:

— Сандвичи с ростбифом и суп. Овощной. Министроне.

— Домашний?

— Нет, консервированный.

— Отлично.

— Отлично?

— Я ненавижу домашнюю пищу.

— Правда?

— В домашней пище слишком много витаминов.

— Серьезно?

— Конечно. А от них я перезаряжаюсь энергией.

— Вот как?

— К тому же домашняя еда слишком вкусная.

— Перегружает вкусовые рецепторы?

— Ну вот, ты все прекрасно понимаешь. Корми меня консервированной пищей хоть каждый день.

— Правильно, ведь она не обещает сложных вкусовых ощущений.

— Красиво, быстро и питательно.

— Ладно. Я накрою на стол и принесу суп.

— Отлично.

— А ты нарежешь мясо.

— Без проблем.

— Оно в холодильнике. По-моему, на второй полке. Только будь осторожен.

— А что, оно живое?

— Просто холодильник забит до предела. Если заденешь рукой что-нибудь не то, можешь вызвать лавину.

Джек открыл холодильник. Продукты были уложены на каждой полке в несколько слоев. В дверце выстроились ряды бутылей, жестяных банок, горшочков.

— Ты боишься, что государство вдруг может запретить продажу продуктов питания?

— Я люблю иметь под рукой достаточный выбор продуктов.

— Я уже заметил.

— Ну, на всякий случай.

— На случай, если к тебе завалится весь нью-йоркский филармонический оркестр?

Ребекка ничего не ответила.

Джек продолжал:

— В большинстве супермаркетов нет такого большого выбора продуктов.

Тут ему показалось, что шутки стали повторяться, и он закрыл тему.

Но все же это было странно: в холодильнике царил полный хаос, хотя вся квартира тщательно убрана и даже вылизана.

Джек нашел ростбиф за тарелкой с фаршированными яйцами, перед тремя банками с желе. Он лежал на магазинной коробке с яблочным пирогом, под упаковкой швейцарского сыра, зажатый двумя кастрюльками и банкой маринованных огурцов.

Некоторое время они работали молча.

Загнав Ребекку в угол, Джек думал, что заставит ее поговорить о вчерашнем вечере, но почему-то чувствовал он себя не очень уверенно. С чего начать разговор? Идти напролом? Сказать примерно так: "Ребекка, что дальше?"

Или: "Ребекка, разве для тебя это не значит так же много, как и для меня?"

Или даже так: "Ребекка, я люблю тебя!" Но все эти фразы, когда Джек озвучивал их в уме, казались ему или избитыми, или неуместными, или откровенно глупыми.

Молчание затянулось.

Ребекка поставила на стол тарелки и столовое серебро. Джек нарезал мясо и большой помидор.

Она открыла две банки супа.