Шумно двигая стульями, все встают, и вместе со всеми — Капитонов. Выпивают и, не проронив ни слова, потупив глаза, занимают свои места за столом. Потянулись к салату, к закуске. С полминуты Капитонов глядит в пустую тарелку, потом, переведя взгляд на блюдо с мясным ассорти, словно к нему обращаясь, первым прерывает тишину: «Мир его праху. Пора. До свидания».

Он выходит из зала.

На лестнице его догоняет Нинель.

— Вы думали, я вас одного отпущу?

— Извините, — говорит Капитонов, — мне надо в туалет.

21:27

Ему не надо в туалет, но раз он зашел в туалет, идет к писсуару.

Остается подчиниться условным рефлексам.

Он подчиняется.

Невозможно не видеть две таблички, повешенные над писсуаром: на одной реклама стеклопакетов, на другой — средства от простатита.

Обычным порядком направляется к раковине, включает воду и смотрит на себя в зеркало.

Оторопевает.

На него глядит — нет, не чужое лицо.

Не так. А вот так. — Если бы данную оторопь можно было представить в виде суммы трех составляющих, они соотнеслись бы с последовательностью временных промежутков. — В первое мгновение он видит себя. Во второе, соразмерное такту сердца, — понимает, что он — это не он. В третье — что он (потому что, конечно же, он), но в это мгновенье он знает уже, что конкретно его ужаснуло.

Очки!

Он не носил никогда очков.

На нем очки, и они без стекол.

Он срывает их с носа и швыряет на пол.

Они подпрыгивают и проезжают по синему кафелю — остановились и тупо уставились на его колени.

Он топчет их ногой — эту оправу без стекол. А когда она переломилась по переносице, он ударом ноги сшибает сначала одну половину — в кабинку, а потом с глаз долой и вторую — в другую.

Внезапно ему показалось, что в кабинках кто-то находится и за ним наблюдает.

Не просто кто-то находится, а за ним наблюдает.

Всего четыре кабинки, и он открывает каждую.

Никого нет. Никого.

Капитонов вспоминает ужас Мухина (но ужас ли там был?), это когда тот впервые заметил, что за ним глаз да глаз.

Он умывает лицо.

И выходит.

— Я был в очках? На мне были очки?

— Господи, что случилось?

— Я спрашиваю, на мне были очки?

— Ну конечно — очки.

— Без стекол?

— Почему без стекол?

— Потому что у меня хорошее зрение. Я не ношу очки!

— Ты был весь день в очках.

— Весь день в очках? Ты меня видела утром?

— Я тебя увидела перед обедом. Ты был в очках. И потом, когда вытирала тебе ссадину на подбородке. Я еще подумала: вот задело щитом, а очки не задело. Не расстраивайся, ты одинаково хорош — и в очках, и без очков. Слушай, у тебя бледные губы… Перестань, перестань, Капитонов.

21:43

— Сферы небесные, он так сладко целуется, Капитонов!

— Кто?

— Ты, Капитонов! Я говорю о тебе!

Он всего лишь не отверг ее поцелуй — когда она обволокла его в лифте — всего, вместе с губами. Обнаружил себя отвечающим ей.

И опять отвечает.

Двери лифта повторяют упражнение «открыли-закрыли». С третьей попытки оба выходят.

21:48

…Капитонов, неужели ты правда решил, я тебя брошу в такую минуту?.. Когда тебя бросили все?.. Я не такая… Я вижу, в чем ты нуждаешься… Тебе нужна женщина, тебе нужна теплота, тебе нужна режиссура твоего невообразимого трюка!.. Я решила: ты будешь выступать в серебристом костюме… Нет?.. Почему?.. Ты просто не знаешь цену себе… У тебя занижена самооценка… Капитонов, я верю в тебя, ты можешь отгадать сразу два двузначных числа!.. И четыре!.. И восемь!..

…А расстегнуть замок одним взглядом?.. Врешь, ты умеешь! Ну пожалуйста — взглядом! Одним только взглядом… Ну посмотри на него, ну пожалуйста… вот тут на спине…

…Вот! Расстегнул!.. Ты!.. Только ты!.. Нет, он не сам расстегнулся!.. Что значит «сам»? И не я!.. Капитонов, перестань, не надо меня обижать! Ты умеешь расстегивать взглядом!.. Это твой фокус! Не мой!.. Не хочу знать секрета…

…Сферы небесные, как я люблю молчунов!

…Я должна признаться тебе, Капитонов… Я никогда никому не говорила про это… У меня не было мужчин старше тридцати… Честно!.. Я всегда мечтала о таком, как ты, Капитонов!..

…Капитонов! Ты — мозг. Ты — сила. Ты — мощь. Ты — питон.

…Капитонов, а где мы?.. Я не понимаю, ты меня привел в свой гостиничный номер?

…Капитонов, только я хочу предупредить тебя сразу… Я буду кричать… Можно?.. Ты не боишься, что я тебя скомпрометирую?

……………………………………………………………………………

Когда она обнимает его ногами, почти что вдавливая в себя, и сначала рычит, а потом кричит «Капитонов!», он впервые ловит себя на мысли, Капитонов ли он. Или он некто, замещающий собой Капитонова?

Никогда еще так яростно его не убеждали в том, что он Капитонов, и никогда еще он не сомневался в этом так сильно.

Черные волосы расплескались пятном. Чем не Медуза Горгона? Боги, спасите, — внезапной мыслью о красоте Медузы Горгоны пронзен Капитонов!.. Кто же мог засвидетельствовать ее красоту, если всех очевидцев поубивало, ну, а тот уцелевший, безбашенный, как там его… не Геракл… Персей… что он мог разглядеть, кроме жалкого отражения?..

[Только он ее уже потерял (Капитонов — внезапную мысль).]

На ней огромные серьги — тонкие, широкие, ажурные пластины, напоминающие ворота алтаря. Серьги ли это? Скорее фрагменты доспехов — последнее, что осталось на ней от одежды.

— Ка-пи-то-нов!.. Ка-пи-то-нов!.. — словно она боится, что даже если и не весь целиком, то утратиться может хотя бы часть существа Капитонова — Ка, или пи, или то, или нов.

Капитонов, и только так, и никак иначе.

……………………………………………………………………………

После этого мнится ему, что это и есть тишина — то, что, если послушать, на самом деле перенасыщено обычными скромными звуками — заоконными, задверными, застенными да и просто этих покоев: где-то щщщ, где-то пцк, где-то скрып, где-то брум, где-то так-тик-так-тик, где-то «третий, тебе говорю» (в конце коридора).

Пространства достаточно, чтобы обоим лежать рядом друг с другом. Он, повернув голову к ней, чуть отстраняется, чтобы лучше разглядеть ее сбоку. Рот у нее приоткрыт, опущены веки. Он без подушки, а ее голова затылком вмялась в подушку, так что острый ее подбородок почти обращен к потолку, а алтарная дверца целится острым углом в глаз Капитонову. Серебро? Но ведь оно же тяжелое… Тогда не доспехи, а вовсе даже — вериги.