Она ушла в кабинет. Ректор сидел за столом, держа перо над чистым листом бумаги, но не писал. Подперев щеку огромным кулаком, он в тяжком раздумье смотрел в стену.

Она встала позади него, потом коснулась его плеча. Он вздрогнул, как затравленный зверь, потом узнал ее.

— Этого надо было ждать, — тихо сказала она.

— Да, да, я этого ждал. И все мы ожидали, правда?

— Да, ожидали, — согласилась она.

— Бедная Сесили. Я только что думал о ней. Боюсь, что это будет удар для нее. Но, слава Богу, она действительно любит Дональда. Она так трогательно к нему относится. Вы тоже это заметили, неправда ли?

— Да, да.

— Плохо, что она такая слабенькая, не может приходить каждый день. Но она действительно очень хрупкая. Вы ведь это знаете?

— Да, да. Я уверена, что она придет как только сможет.

— Я — тоже. Слава Богу, хоть в этом ему повезло.

Его сжатые руки легли на бумагу.

— О, вы пишете проповедь, а я вам мешаю. Я не знала, — извинилась она, уходя.

— Ничуть, ничуть. Не уходите. Потом допишу.

— Нет, нет, пишите. А я пойду посижу с Дональдом. Мистер Гиллиген обещал вынести его кресло на лужайку у дома — погода такая чудесная.

— Да, да. Я допишу проповедь и приду к вам.

У дверей она оглянулась. Но он не писал. Подперев щеку огромным кулаком, он в тяжком раздумье смотрел в стену.

Мэгон сидел в складном кресле. На нем были синие очки, лоб был скрыт под мягкими полями шляпы.

Он любил, чтобы ему читали вслух, хотя никто не знал, понимает ли он смысл слов. Может быть, ему просто нравилось слушать звук голоса. Когда к ним подошла миссис Пауэрс, они читали «Историю Рима» Гиббона, и Гиллиген чудовищно коверкал длинные иностранные слова. Он подал ей стул, и она села, слушая и не слыша, поддаваясь, как и Мэгон, успокоительной монотонности голоса. Листва над головой тихо шелестела, пятная тенью ее платье. Из недавно подстриженной травы снова пробивался клевер, над ним вились пчелы; пчелы походили на жужжащие золотые стрелки в меду, и голуби на церковном шпиле казались далекими и монотонными, как сон.

Она очнулась от шума, и Гиллиген прервал чтение. Мэгон сидел неподвижно, безнадежный, как Время, а по лужайке к ним шла старая негритянка с высоким чернокожим юношей в солдатской форме. Они шли прямо к ним, и голос старухи звенел в сонном полуденном воздухе.

— Замолчи ты, Люш, — говорила она, — не дожить мне до такого дня, когда мой крошка не захочет видеть свою старую няню, свою Каролину. Дональд, мист Дональд, дитятко мое, к тебе Калли пришла, золотой мой, няня твоя пришла!

Мелкими шажками она просеменила к самому креслу. Гиллиген встал, перехватил ее:

— Погодите, тетушка. Он спит. Не беспокойте его.

— Нет уж, сэр! Не станет он стать, когда к нему родные люди пришли! — Она подняла голос, и Дональд шевельнулся в кресле. — Ну, что я вам сказала? Гляньте, проснулся! Дональд, дитятко мое!

Гиллиген держал ее за иссохшую руку, а она рвалась, как охотничья собака на привязи.

— Слава Господу: вернул тебя к няньке к твоей старой. Услышал Христос! День и ночь я Бога молила. Услышал мою молитву Господь! — Она взглянула на Гиллигена. — Пустите меня, сэр, прошу вас!

— Пустите ее, Джо! — попросила и миссис Пауэрс, и Гиллиген выпустил старухину руку.

Она встала на колени перед Дональдом, обхватила руками его голову. Люш почтительно стоял в стороне.

— Дональд, крошка моя, погляди на меня. Узнаешь меня? Я же твоя Калли, твоя няня, я же тебя в люльке качала. Посмотри на меня. О Господи, как тебя белые люди покалечили. Ну, ничего, теперь няня не даст тебя в обиду, дитятко мое родное. Ты, Люш! — не вставая с колен, позвала она внука. — Иди сюда, поговори с мист Дональдом. Стань сюда, чтоб он тебя видел. Дональд, золотце мое, смотри, кто пришел, погляди на этого чумазого, посмотри, на нем и форма солдатская, на негоднике!

Люш сделал два шага и, ловко став навытяжку, отдал честь.

— Разрешите обратиться, лейтенант. Капрал Нельсон рад… капрал Нельсон счастлив видеть вас в добром здоровье!

— Да чего ты руками размахался? И перед кем — перед нашим Дональдом, черная ты образина! Подойди, поговори с ним вежливо, как тебя учили.

Люш сразу потерял военную выправку, и стал опять мальчишкой, знавшим Дональда до того, как весь мир сошел с ума. Он робко подошел и взял руку Мэгона в свои добрые и грубые ладони.

— Мист Дональд! — сказал он.

— Так оно лучше! — похвалила его бабка. — Мист Дональд, с тобой Люш разговаривает, мист Дональд!

Мэгон пошевельнулся в кресле, и Гиллиген силой поднял старушку с колен.

— Будет, тетушка. На первый раз хватит. Приходите лучше завтра!

— Господи праведный! Что же это за время такое, когда мне белый человек указывает: хочет мой Дональд меня видеть или не хочет.

— Он болен, тетушка, — объяснила миссис Пауэрс. — Конечно, он хочет вас видеть. Когда он поправится, вы с Люшем будете ходить к нему каждый день.

— Да, мэм! Во всех семи морях воды не хватит, чтоб разлучить меня с моим крошкой. Я вернусь, дитятко, я за тобой смотреть буду!

— Надо увести ее, Люш! — шепнула миссис Пауэрс негру. — Он очень болен!

— Да, мэм! Такого больного свет не видал. Коли я вам понадоблюсь, вы у любого цветного спросите — меня мигом найдут, мэм! — Он взял бабушку под руку: — Пойдем, бабуся! Нам пора!

— Я вернусь, Дональд, дитятко мое. Я тебя не брошу!

Ее голос замер вдали. Мэгон позвал:

— Джо!

— Что скажете, лейтенант?

— Когда я выйду?

— Откуда, лейтенант?

Но он промолчал. Гиллиген и миссис Пауэрс напряженно смотрели друг на друга. Потом он снова затоварил:

— Мне надо вернуться домой, Джо. — Он неловко поднял руку, задел очки, и они упали. Гиллиген поднял их, снова надел на него.

— Зачем вам домой, лейтенант?

Но он уже потерял нить. Потом спросил:

— Кто тут разговаривал, Джо?

Гиллиген объяснил ему, и он сидел, медленно перебирая пальцами угол пиджака (костюм ему покупал Гиллиген). Потом сказал:

— Выполняйте, Джо!

Гиллиген поднял книгу, и вскоре его голос приобрел прежнюю усыпительную монотонность. Мэгон затих в кресле. Потом Гиллиген замолчал, но Мэгон не шелохнулся, и он встал, заглянув за синие очки.

— Никак не узнать — спит он или нет, — с досадой сказал он.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

Капитан Грин, сколотивший отряд добровольцев, именно за это и получил от губернатора штата звание капитана. Но капитан Грин умер.