Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, почти дословно сказал следующее: «Таким образом, Лавр Георгиевич, ваши требования будут удовлетворены Временным правительством в ближайшие дни, но при этом правительство опасается, что в Петрограде могут возникнуть серьезные осложнения. Вам, конечно, известно, что примерно 28 или 29 августа в Петрограде ожидается серьезное выступление большевиков. Опубликование ваших требований,[7]проводимых через Временное правительство, конечно, послужит толчком для выступления большевиков, если последнее почему-либо задержалось. Хотя в нашем распоряжении и достаточно войск, но на них мы вполне рассчитывать не можем. Тем более, что неизвестно, как к новому закону отнесется СР и СД.[8]Последний также может оказаться против правительства, и тогда мы рассчитывать на наши войска не можем.

Поэтому прошу вас отдать распоряжение о том, чтобы 3-й конный корпус был к концу августа подтянут к Петрограду и был предоставлен в распоряжение Временного правительства. В случае, если, кроме большевиков, выступят и члены СР и СД, то нам придется действовать и против них. Я только прошу вас во главе 3-го конного корпуса не присылать генерала Крымова, который для нас не особенно желателен».

Затем Савинков вновь вернулся к вопросу о возможном подавлении при участии 3-го конного корпуса выступления в Петрограде большевиков и СР и СД, если последний пойдет против Временного правительства. При этом Савинков сказал, что действия должны быть самые решительные и беспощадные. На это генерал Корнилов ответил, что он иных действий не понимает… что в данном случае, раз будет выступление большевиков и СР и СД, то таковое будет подавлено со всей энергией…

После этого Савинков, обращаясь к генералу Корнилову, сказал, что необходимо, дабы не вышло недоразумений и чтобы не вызвать выступления большевиков раньше времени, предварительно сосредоточить к Петрограду конный корпус, затем к этому времени объявить петроградское военное губернаторство на военном положении. Дабы Временное правительство точно знало, когда надо объявить петроградское военное губернаторство на военном положении и когда опубликовать новый закон, надо, чтобы генерал Корнилов точно протелеграфировал ему, Савинкову, о времени, когда корпус подойдет к Петрограду.

Подписали:

генерал от инфантерии Корнилов,

генерал-лейтенант Лукомский,

генерал-лейтенант Романовский…

Итак, можно считать установленным, что Борис Савинков находился у самых истоков корниловского заговора. И не просто находился, а от имени Временного правительства организовывал его. Здесь все более чем ясно…

Но разве Керенский не должен был опасаться, что именно Савинков может впоследствии разоблачить его ложь, будто «никакой роли выступление большевиков тогда не сыграло». Думал об этом Александр Федорович, еще как думал! И для того чтобы предупредить это разоблачение, он проделал огромную работу, которую мы можем проследить по его тому «Дело Корнилова». Фамилия Савинкова мелькает там почти на каждой странице. В одном месте обронена фраза: «Савинков сам не понимал и меня подвел»; в другом — «чтобы это понять, следует знать характер Савинкова»; дальше: «Савинков не поставил меня в известность о своих шагах…» Или: «Савинков внес в это дело, желая или не желая, роковое недоразумение», и так далее и тому подобное.

У читающего складывается впечатление, будто возле доверчивого бедняги Керенского действовал этакий сумасброд Савинков, который ничего не понимал, все запутал и бросил тень на его пусть наивные, но благородные действия во имя революции. В самом конце тома Керенский пишет: «Да, Савинков виноват, но не в сговоре с Корниловым, не в том, что, как думает Алексеев, через него я был заранее «осведомлен» о выступлении Корнилова. Но виноват в том, что, совершенно не отдавая себе отчета в фигуре и в настоящих намерениях Корнилова, он бессознательно содействовал ему в его борьбе за власть, выдвигая Корнилова, как политическую силу, равную правительству. Виноват в том, что, выступая в Ставке, он превышал данные ему полномочия и действовал не только в качестве моего ближайшего помощника, но и самостоятельно ставил себе особые политические задания. Виноват в том, что, недостаточно осведомленный об общем положении государства и после долгого заграничного изгнания, не разобравшись еще в политических отношениях и действительных настроениях масс, он самоуверенно начал вести личную политику, совершенно не считаясь с опытом и планами даже тех, кто его выдвинул на исключительно ответственный пост, взял на себя формальную ответственность за всю его государственную деятельность»…

Вдумаемся, что здесь написано… Нас интересует Савинков, и здесь все — о нем. Смысл написанного сводится к юридической формуле «виновен, но заслуживает снисхождения». Такой формулировки от суда добиваются адвокаты. В этой роли здесь и выступает Керенский. По образованию он юрист, и до того, как стать главой Временного правительства, он занимался адвокатурой. Но звездой этой профессии он не стал. Теперь понятно почему. У него неблагополучно с логикой, с уменьем ею пользоваться. Знаменитый русский адвокат Карабчевский говорил, что адвокату недостаточно на прокурорское «виновен» ответить «не виновен», между прокурорским «да» и его «нет» должен уместиться мыслительный процесс, и настолько глубокий по логике, по анализу фактов, по знанию психологии, что он способен увлечь за собой всех, включая и прокурора… Вот этих-то качеств у адвоката Керенского и не было…

Но вернемся к прерванной цитате из его адвокатского выступления в защиту Савинкова. Мы прервали ее на фразе, по существу обвинительной: в ней говорится, что Савинков «взял на себя формальную ответственность за всю его (Керенского. — В.А.) государственную деятельность». Вот так защита — свалить на подзащитного всю собственную вину. Но апогеем антилогики является окончание цитаты: после всего сказанного выше Керенский заявляет:

«Но какова бы ни была моя личная оценка такого поведения Савинкова, я должен решительно протестовать против относящегося к Савинкову и сделанного на 4-м съезде партии с.-р.[9]26 ноября заявления В. М. Чернова о том, что в деле Корнилова «более чем двусмысленная, можно сказать, предательская роль выпала на долю человека, который когда-то был членом партии с.-р.». Никаких данных для подобного заявления «Дело Корнилова» не дает. Бросать подобное, более чем неосторожное обвинение было особенно недопустимо в такое время, какое переживала Россия в ноябре прошлого года, — время разгула кровожадных инстинктов!..»

Ну действительно же, невозможно понять господина Керенского, если не знать, как важно было ему поторопиться заверить Савинкова в своей лояльности и таким способом обезопасить себя от разоблачений с его стороны. И надо заметить, что впоследствии Савинков, в воспоминаниях приближаясь к правде о событиях того времени, во многих случаях явно щадил Керенского…