– Мистер Конрад Бликс, проживающий по адресу: мыза Бликсов, улица Бликса, Херефорд.

Мы переглянулись. Бликс-то у нас, оказывается, был связан с мощным пророчеством, сделанным самой сестрой Иоландой! Вот во что Кевин целую неделю тыкался носом, не понимая, что происходит! Вот она, зацепка, и грош нам цена, если мы и теперь не доберемся до сути!

– Думаю, надо выяснить, о чем шла речь в пророчестве. И побыстрее, – выразил общую мысль Тайгер.

– Легко сказать, – ответила я. – Сказано же: частная консультация. Вряд ли вообще кто-то знает подробности, кроме самого Бликса.

– Нам необходима рука в «i-Магии», – продолжал Тайгер. – Крот, или как там это называется. Осведомитель. Стукач. Кто-то из их числа.

– Кто? – спросил Перкинс. – Что Корби, что Маттни или Саманта – все с потрохами преданы вожаку.

Я поразмыслила и сказала:

– Перкинс, ты нас только что предал.

– Что?..

– Поступил точно самая поганая крыса, бегущая с тонущего корабля. Вот что: прими-ка ты, пока дают, предложенные два миллиона. Проберешься на мызу Бликса, найдешь его записи и выяснишь, что такого особенного в видении BO55.

– Это каким образом?..

– Ну не знаю. Коварство и обман, обман и коварство. Плюс смелость, изобретательность и обаяние.

Но он по-прежнему сомневался:

– Прямо так Бликс мне и поверил. Он сразу заподозрит военную хитрость…

Я сказала:

– А мы его убедим.

И – делайте со мной что хотите, читатель, но я ему вмазала. Со всей дури. Кулаком. Прямо в глаз. Кажется, я еще в жизни своей никого и никогда так не била. Ну, разве что давным-давно, в сиротском приюте, когда одна девочка по имени Тамара Гликстейн повадилась обижать младших.

– А-а-а! – заорал Перкинс. – За что?!

– Вот теперь, – сказала я, – он обязан поверить. Скажешь ему, что я потеряла человеческий облик, когда ты объявил об уходе. Скажешь – сбрендила в корягу, охренела, полезла махаться…

– Даже и врать не придется, – обиженно пробурчал Перкинс.

Глаз у него уже наливался полновесным фингалом.

– Поторопись, – сказала я, глянув на часы.

А потом – крепко-крепко обняла. Даже чмокнула в щеку, как бы уравновешивая оплеуху. Тайгер тоже хотел обнять и поцеловать его на прощание, но Перкинс сказал «Спасибо, обойдусь» и пошел звонить Бликсу. До полуночи оставалось всего три минуты. А в пять минут первого Перкинс ушел из «Казама».

И с ним, уже окончательно, – возможность мировой с Бликсом. Рубикон был перейден. Теперь состязание должно было обязательно состояться.

И я по-прежнему не знала, могло ли что-нибудь уберечь нас от проигрыша.

Я лежала в постели, разглядывая следы протечек на потолке своей комнаты. Располагалась она на третьем этаже Башен Замбини, и я выбрала ее за то, что окна выходили на восток. Мне нравилось, когда по утрам меня будили солнечные лучи. Сегодня солнце не разбудило меня – просто потому, что я еще и не засыпала. Состязания магов редко завершались ко всеобщему удовлетворению. Оскорбленные проигравшие обвиняли победителей в нечестности, лелеяли уязвленное эго, сулили страшную месть… Раздоры потом тянулись годами и десятилетиями. Просто потому, что в любом соревновании кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает.

А ведь сегодня – впервые за всю историю магии – вызванная команда не могла выставить на поле ни единого чародея. Вдуматься только!

Какое-то время я занималась самообманом, твердя себе, что призыв Замбини пустить дело на самотек и довериться провидению был в теперешних обстоятельствах очень даже разумным… Без толку. Как ни крути, нас ждал разгром. Несомненный, катастрофический и позорный.

– О чем думаешь? – спросил Тайгер. Он по-прежнему иногда ночевал в моей комнате на полу, потому что никак не мог привыкнуть спать в одиночку. Ему все еще не хватало того ночного уюта, которым отличается спальня на восемьдесят мальчишек, где вечно кто-то кашляет, посапывает или хнычет…

– О том, что у нас непременно будет все хорошо, – ответила я.

– Вот и я о том же, – сказал Тайгер.

– Если честно, никакой уверенности у меня нет.

– И у меня.

Приняв душ, я отправилась в офис. Налила себе чаю, села и задумалась.

– Ты выглядишь печальной, – долетел тихий голос, сдобренный певучим скандинавским акцентом. – Что-то не так?

Я оглянулась и увидела, что на меня взирал Преходящий Лось.

– Так ты говоришь?..

– На трех языках, – ответил он. – По-шведски, по-английски и еще по-персидски, но хуже.

– Почему же раньше ты все время молчал?

Лось тряхнул развесистыми рогами. Примерно так люди передергивали плечами.

– Никто особенно не разделяет моих интересов, так о чем говорить?

– А что же тебя интересует?

– Снег, – ответил он. – Лосиха… пастьба… натрий и калий в моем питании… снег… чтобы машина не сбила… снег… лосиха… снег…

– Машина здесь тебя собьет вряд ли, – ответила я. – Со снегом у нас напряженно, да и лосихи не водятся. А натрий с калием… на что они тебе, ты же волшебный?

– Я и говорю, – сказал Лось, – беседовать не о чем. Тебе понравилось мое заклинание «тонкости»?

– Так это ты его навел? – удивилась я.

– Мне не понравилось, как они одного за другим забирали чародеев, – просто ответил он. – Я и воспользовался той штукой, которая не желала быть найденной, чтобы нарастить свою силу.

И он кивнул на мой стол, где в ящике по-прежнему хранился терракотовый горшочек, а в нем лежало кольцо. Я вынула таинственное сокровище и, по-прежнему ничего не понимая, посмотрела на Лося:

– Как оно работает?

– Не знаю, – ответил он. – Только то, что оно до предела насыщено могущественными эмоциями. Ненависть, утрата, предательство… Кажется, вот сейчас крики можно будет услышать!

– Отрицательные эмоции? Проклятие?

Лось снова тряхнул рогами.

– Вроде того. Но я все равно могу прикоснуться к этому источнику силы и взять столько энергии, сколько мне нужно. Там, в горшочке, все равно что колдун сидит. Мощнейший притом.

И тогда меня посетила блестящая идея. Признаю, безумно рисковая, но ведь кто не рискует…

– Ты умеешь наводить мосты?

Лось задумался.

– Ну, – сказал он затем, – признаться, с тем сибирским лосем мы некоторое время не разговаривали после той истории с волками. Мне тогда удалось всех усадить за стол переговоров… Правда, тогда я был вполне живым и рельным…