Дважды потерпев поражение в лобовых атаках, галлы начали проводить разведку местности со всех сторон. Как я уже говорил, внутренняя линия обороны Цезаря имела длину девять миль. Укрепления везде проходили вдоль русла речек и по ровным участкам почвы, чтобы защитники Алезии не смогли напасть на них сверху. Внешняя линия, которая на равнине проходила близко к внутренней, в остальных местах была дальше от нее, и поэтому ее длина по окружности была примерно двенадцать миль. Оборонительные сооружения этой линии Цезарь провел через нижние холмы так, что местность поднималась от укреплений вверх, и тем, кто попытался бы их штурмовать, пришлось бы взбираться на склоны. Только в одном месте он не имел возможности сделать так. К северу от западной равнины была гора под названием Рея, такая большая, что ее нельзя было обогнуть, и при этом отделенная от Алезии таким узким ущельем, что по нему нельзя было провести две линии укреплений. Поэтому Цезарь провел внешнюю линию по склону Реи, поневоле примирившись с тем, что это позволит галлам атаковать с более высокой позиции. Надеясь защитить это слабое место, он поместил два легиона очень близко оттуда.

Галльские полководцы составили свои планы. Веркассивеллаун с большим отрядом лучших воинов тихо выбрался из лагеря, повел своих людей вокруг горы Реи и к утру добрался туда, где местность легко позволяла подойти к склону, который был самым слабым местом укреплений Цезаря. Какое-то время они отдыхали, но к полудню почувствовали, что готовы идти на приступ. В это время конница, как было условлено заранее, выехала по направлению к равнине, а пехота основной армии спустилась на место своего недавнего поражения. Верцингеторикс понял, куда и как собираются двинуть эти войска, и тоже повел своих людей вниз.

На этот раз галлы ненадолго задержались у внутренних рвов. Некоторые участки были уже засыпаны, а Цезарь не мог выделить людей для того, чтобы расчистить эти места. Шум битвы поднялся над равниной во всех ее концах. Веркассивеллаун и его бойцы, используя преимущества того, что находились выше нас, обстреливали наших солдат с горы Рея, и последствия этого были ужасны. Этот град летевшего оружия не только причинял нам огромный ущерб, но также, заставляя наших солдат очень старательно укрываться, мешал им отвечать противнику такими же залпами. Пользуясь этим, галлы смогли засыпать наш ров и забросать землей наши западни для людей. Потом, подняв щиты над головами так, что каждый из них накрывал краем соседний, не оставляя щели, они бросились на приступ, вооружившись крючьями, чтобы разрушить наши стены.

Цезарь в это время находился южнее обеих точек, где шли бои, – в том месте, откуда высокий склон позволял ему видеть всю равнину и склон горы Реи. С ним были его секретари-вольноотпущенники, а также несколько офицеров, которые были на конях и могли отвезти его послания. Сам Цезарь тоже был верхом и сидел на своем коне почти неподвижно, а конюх спокойно стоял рядом. Цезарь снял шлем и отдал его своему слуге, так что теперь ветер раздувал остатки волос на его голове. Его лицо было повернуто к нам своим орлиным профилем. Глядя на поле боя, он то и дело покусывал нижнюю губу: у Цезаря была привычка делать так в минуты волнения. Очень часто он указывал на что-то и поворачивался к ближайшему помощнику со словами: «Посмотри на это!» или «Что ты думаешь?». И горе было тому, кто не отвечал тут же: Цезарь не терпел промедления и колебания.

Он созывал резервы и, когда солдаты бегом прибывали на место сбора, рассылал их во все те места, где возникала угроза. Но эти резервы нужно было брать с каких-то других участков нашей линии обороны. При этом необходимо было учитывать, что она почти вся была не видна с его места, а со значительной ее части к нему не долетали и звуки. Нельзя было исключить возможность, что противник предпримет еще одну атаку где-то в другом месте. У галлов было столько людей, что они могли прижать нас к земле даже на западном конце, где местность была выгодна для нас. Но все же на самых дальних от боя участках было оставлено мало людей, а основные лагеря нашей пехоты были на севере и на юге. Солдатам часто приходилось проходить две или три мили до нужного места, и Цезарю следовало знать не где сейчас нужно подкрепление, а где оно будет нужно. Пока он собирал резервы отовсюду, откуда мог, и накапливал их рядом с собой, одновременно руководя теми солдатами, которые медленно передвигались вперед и назад по самой стене.

Для всего этого были нужны острый глаз, железные нервы и память, прекрасно хранящая подробности. Надо было учитывать точное количество солдат на каждом посту, вероятные потери, местонахождение каждой катапульты и едва ли не каждого центуриона. Там, где нас было очень мало, точное и бережливое распределение людей и средств решало исход боя.

К счастью, эта атака на равнине была не такой мощной, как прежняя. Веркассивеллаун забрал лучших воинов, а обычные крестьяне, из которых состояла основная часть любого галльского войска, не имеют ни хорошего оружия, ни желания подставлять себя под удар, если плохо вооружены. Кроме того, Веркассивеллаун, сражавшийся на склоне Реи, желал спасти родственника, а эдуйские военачальники были приспособленцами: они ушли от Цезаря, но если бы дело обернулось плохо для восставших, могли бы вернуться к нему на службу. Поэтому на юго-западном направлении натиск атакующих был не очень сильным. К тому же Верцингеторикс, впервые подойдя к постройкам наших укреплений, посчитал стену такой мощной, что отвел свои войска на другой, более легкий участок и потерял время. Если бы не это, мы, вероятно, потеряли бы свои укрепления на равнине, несмотря на их огромный размер и глубину. Веркассивеллаун оттянул на себя большую часть наших подкреплений. Цезарь послал в ту сторону Лабиена, четко приказав ему, что, если он сможет, он должен удержать этот участок, а если нет, вырваться оттуда и уходить прочь. В это время, когда исход борьбы был еще неясен, Цезарь на своем коне спустился на равнину, чтобы показаться там перед солдатами. Он убеждал всех, кто встречался ему на пути, чтобы они держались любой ценой: от этого часа зависит их будущее и успех всех прежних усилий.

И мы удержались. Неспособность Верцингеторикса пробиться через внешнюю стену и нерешительность его союзников, находившихся снаружи, стали очевидны. Лабиен прислал нам сообщение, что он собрал под своим началом легион, точнее, набрал равное легиону число солдат из разных мест и хочет пойти в атаку. Поэтому Цезарь отвел свои когорты с равнины, где бой начал затихать. Он приказал половине своей конницы следовать за ним, проехать вдоль наших круговых укреплений и зайти Веркассивеллауну в тыл. Так он соединился с Лабиеном в месте атаки.

Противники увидели, как он подходит: на горах и с той и с другой стороны было по целой толпе галлов, и многие оттуда могли видеть, как Цезарь едет по равнине в своем красном плаще, а за ним следуют отряды конницы и когорты пеших солдат. Галлы подняли оглушительный крик и из последних сил рванулись вперед, но желавших сражаться было уже гораздо меньше, чем предпочитавших держаться сзади. Не имея поддержки, Веркассивеллаун и его лучшие воины на мгновение отступили, и тут Лабиен пошел в атаку.

Приехав на место, Цезарь увидел, что галльские воины отступают на противоположный склон горы Реи. Как раз в этот момент конный отряд, которому Цезарь велел выдвинуться вперед, ударил по ним сзади. Тут произошла одна из характерных для галлов мгновенных смен настроения: сразу началась паника. Они побежали, а наша конница стала их преследовать. Сам Веркассивеллаун был захвачен в плен, и вместе с ним мы захватили семьдесят четыре галльских штандарта. Его полное поражение было видно из Алезии, и Верцингеторикс отступил. Всю ночь наши конники гнались за воинами противника и рубили их: основная армия галлов была так напугана, что ее солдаты не могли оставаться в своем безопасном лагере и, проявляя обычное для своего народа отсутствие порядка в действиях, начали разбегаться. Они ушли бы от нас только полностью разгромленными, но мы все слишком устали для преследования.