Мышка встала на колени. Она высоко подняла свой кристалл и, даже в отсутствие солнца, способного дать ему свой свет, он засиял. Элири стояла за девушкой, положив руки на её хрупкие плечи, стараясь вложить в нарастающую Силу все, на что она сама способна. Этот кроткий великан не из их мира, и вполне может быть, что он не отзовётся на их усилия. Он очень плох, но они все равно должны сделать всё возможное.

Кристалл колдуньи засверкал. Его свечение исходило волнами, и каждая из волн разливалась все шире над телом Грука, пока не объяла его целиком. Элири почувствовала, как дар отзывается на усилия. Она стремилась извлечь его из самых глубин. Все познания дедушки — знания шамана, которые восходили к самому зарождению человечества, — она старалась передать Мышке.

То, что произошло на реке, сейчас не имеет никакого значения. Только бы спасти этого чужака, ставшего такой существенной частью их отряда!

Лиара подняла голову.

— Сердце — оно стало биться сильнее, — и она снова принялась лизать — так собака-мать вылизывает своего пострадавшего щенка, пытаясь вернуть ему здоровье.

Силы Мышки были на исходе, она дважды пыталась выпрямиться. И у Элири запястья и плечи ныли так, будто она несколько дней тащила на себе огромный груз.

Они даже не заметили, как остальные столпились вокруг них, не решаясь подойти ближе, сознавая, что Сила достигла сейчас того наивысшего уровня, на который они способны. И тут Элири почувствовала чьи-то руки на своих плечах и ощутила новый прилив сил. Под её воздействием и Мышка распрямилась, и кристалл воссиял, как падающая звезда.

Голова Грука, покоившаяся на коленях Дестри, слегка повернулась. Глаза его всё ещё были закрыты, но он прорычал что-то неразборчивое. Она склонилась к нему пониже.

— Страж Алатара, вернись! Твой путь ещё впереди.

Она попыталась осмыслить то, что ранее было от неё сокрыто. Грук открыл глаза.

«Иду», — будто ответили на её призыв.

Они привезли его в лагерь под скалой на спине Тилы. И там, хотя все ещё не очищенное от хлама, плавало то, что он добыл для них.

Грук, откинувшись на тюки, подложенные ему под спину, смотрел на судно, подкреплённый чудодейственным зельем, сваренным Дестри.

— Это всё-таки какое-никакое судно, на котором можно плыть, — господин Ромар устроился возле него. — Но откуда ты знал, где оно лежит?

Грук медленно покачал головой, улыбнулся и облизал толстые губы.

— Оно — оно меня позвало. Это, — он повёл рукой в сторону замерших в ожидании джунглей, — это как часть моей земли. Там мы знаем, когда умирает дерево, даже когда яйцо варча разбивается в гнезде, — он коснулся пальцем своей головы.

Я знал, что там что-то есть, без корней, что не принадлежит к живущему там. У вас много Силы. Но Сила ведь разная. Мы, стражи леса, — одно целое с ним — то, что здесь естественно, нас не призывает.

— А ты сказал, что эта ящерица тебя звала, — Ромар почесал рукой подбородок. — Что, эти твари не знают, когда им пора выбираться из плода?

Грук пожал плечами.

— Я об их жизни не знаю. Знаю лишь, что нужно было помочь.

Должно быть, того, кто бросил здесь баржу, давно не было на свете. Чем больше нашим путникам удавалось вынуть из неё, тем больше, казалось, оставалось в ней.

Дестри разыскала Мышку до её мысленной беседы с Чайкой.

— Не кажется ли тебе, что судьба что-то слишком уж печётся о Нас?

— Мы же знаем, что нас призвали, — без колебания ответила Мышка. — Но о нас могут заботиться как Свет, так и Тьма. Господин Ромар считает, что течение здесь достаточно сильное, оно позволит нам продвигаться быстро с помощью шестов. Вот что я знаю: нам предстоит встреча с тем, чему мы не смеем отказать и чего не можем избежать.

В тот вечер они мало разговаривали — были слишком измучены. Но Лиара некоторое время лежала без сна, глядя вверх, на звезды Кажется, они совместными усилиями, с её участием, открыли какие-то из врат, по которым тут все сходят с ума Быстро же сходит на нет эта Хранительница креванельского очага, и, возможно, в конце концов, никому до этого не будет дела, даже ей самой.

К счастью, судьба к ним некоторым образом благоволит. Керис утёр рукавом пот со лба и покрепче перехватил длинный шест. Хотя течение работало на них, приходилось пользоваться шестами, чтобы отталкивать плавучие водоросли и полузатонувшие стволы. Прошло три дня с того момента, как они оставили лагерь под утёсом. К счастью, река оказалась достаточно широка, и зелёный сумрак не смыкался над их головами.

Никто из них не мог определить, из чего сделана баржа. Как только её освободили от скопившегося за многие годы хлама, она стала похожа на половинку гигантского стручка, тускло заблестевшую после того, как её как следует отдраили. Но она не была сделана ни из одного из известных им деревьев, иначе время давно бы источило её. Однако материал не издавал и металлического звона А представить, что её действительно сделали из гигантского стручка, не могло бы даже самое богатое воображение.

Кто бросил судно, почему — им этого никогда не узнать, но Грук упорно настаивал на том, что оно не из тех мест, где его обнаружили.

Свободного места совсем не оставалось: животных поместили в самый центр, люди, сменявшие друг друга у шестов, расположились вдоль бортов. Пропитание зависело только от речной добычи.

Грук охотно вылавливал некоторые пучки водорослей. Существовали ещё ракушки, содержимое которых потреблялось в случае сильного голода, а такое случалось частенько Некоторые из водорослей, не слишком пропитавшиеся водой, скармливали лошадям, которые сначала презрительно фыркали, обнюхивая их, но потом вынуждены были их съедать. Однажды они проплыли под низко свисавшей лианой, покрытой круглыми дынеобразными наростами.

Керис, прицелившись как можно точнее, несмотря на изрядную качку, срубил лиану с помощью огненного хлыста, а Грук подхватил растение и быстро втащил на борт.

Остальные, памятуя об изрыгающих яд ящерицах, бросились врассыпную, предоставив великану как можно больше места. Но он разрезал ножом ближайший к нему шар, и свежий запах брызнувшего сока заставил забыть об осторожности.

Они уплели половину добычи, причём люди выскребали хрустящую мякоть, а лошадям доставались более грубые корки. Четыре оставшихся шара спрятали меж тюков.

Несколько раз над ними проносились летучие ящерицы, и соколы буквально сходили с ума при виде их. Сокольничим приходилось успокаивать собратьев. Но ни одна из этих тварей не приближалась на опасное расстояние.

Путники не искали никакого контакта с берегами с того самого момента, как оказались на воде. Они проводили на реке дни и ночи. Никто не знал, что таится в густых, туго заплетённых лианами зарослях, к тому же над водой всегда веял едва заметный ветерок, слегка облегчавший изнуряющую духоту влажного зноя.