на меньшевиков за их ликвидаторство, эти же последние на страницах своего органа «Голос социал-демократа», с одной стороны, старались доказать, что никакого ликвидаторства нет, что оно выдумано большевиками, и в то же время в целом ряде статей пропагандировали именно ликвидаторство, хотя и не называли его этим именем. В № 16–17 имеются, например, такие строки: «Итак, из всего вышесказанного видно, что мы совершенно отрицаем нелегальную работу в той ее форме, как она велась до сих пор. Опорным пунктом нашей деятельности должны являться легальные организации. Нелегальную работу мы признаем постольку, поскольку это необходимо для восполнения тех пробелов в легальной деятельности, которые по существующим политическим и полицейским условиям не могут быть выполнены легально. Наша главная, а в настоящее переходное время, пожалуй, и единственная задача – организация и просвещение масс. Только упорно и неустанно работая в этом направлении, мы будем расчищать почву для возникновения в будущем массовой, пролетарской социал-демократической партии».

У большевиков, кроме отзовизма с ультиматизмом, заявило о себе новое направление, названное богостроительством. Оно выросло на почве религиозных исканий интеллигенции и выразилось в попытках некоторых социал-демократов подвести под марксизм религиозно-философский фундамент, связав с социал-демократией проповедь веры, придать социал-демократизму характер религиозного верования, что, по их мнению, должно было сделать социализм более доступным для понимания «полупролетаризированных» слоев населения и способствовать успеху его пропаганды.

Появилась теория обожествления народных масс. Народ – Бог, слепой, как стихия, как стихия, капризный. Ему надо не только поклоняться из любви или страха, но в нем нужно раствориться, ему нужно принести в жертву все, свое я, свою волю, свою культуру. Пророком нового учения явился Луначарский, популяризатором же Максим Горький.

В своем главном труде – «Религия и социализм» – Луначарский доказывал, что Маркс не успел изложить свое религиозное мировоззрение. «Маркс – философ, быть может, величайший из существовавших, был принесен в жертву Марксу-экономисту, Марксу-бойцу… Однако философская мысль Маркса не погибла бесследно. Ее элементы вкраплены во все произведения и в самую сущность учения Маркса и сверкают там, как бесценные бриллианты в массиве из чистого золота».

Философской сути марксизма не поняли, ее исказили.

«С новым пониманием подхода к философии Маркса, – говорит Луначарский, – я, в отличие от других товарищей, работающих над дальнейшим развитием первооснов философии Маркса, осмеливаюсь сказать, что философия эта есть философия религиозная. Ее основные положения таковы: мы имеем перед собой факт социального развития человечества, факт смены форм социального бытия. Этот факт доминирует над теориями; мыслители, мечтатели, организаторы только отражают своей мыслью нынешнюю необходимость служить ей, хорошо или дурно. Мышление определяется социальным бытием. Из общественного бытия возникает индивид и индивидуальное мышление. Из него вытекает также общественное мышление, т. е. религия, философия, право, мораль, искусство и наука… Содержанием и основной формой социального бытия является акт труда… У человека труд имеет социальный характер. Потребность и целесообразная организация труда – это тот базис, на котором воздвигается далекий общественный строй, долженствующий обеспечить наивысшую мощь жизни. Труд человеческий коллективен, он не может быть охвачен сознанием отдельного труженика. Для того чтобы человек был свободен, необходима организация коллективного сознания, коллективной воли. Путем труда человек борется с природой и приспособляет ее к своим потребностям.

Маркс учит нас, что борьбу, составляющую суть истории, ведет Вид, индивид должен принять эту борьбу волей или неволей… Сознательный индивид отождествляет свои цели с целями Вида… Лишь когда индивидуальный человек вберет в себя абстрактного государственного гражданина и в своем индивидуальном положении, в своем индивидуальном труде, в своей эмпирической жизни станет родовым существом, и потому уже не будет отделять общественных сил от себя в виде политической силы – лишь тогда совершится человеческая эмансипация.

Человеческая эмансипация с внешней стороны имеет характер переворота в самосознании человека. Мещанство знает лишь две формы такого самосознания: во-первых, центр тяжести – Бог, человек, так сказать, вращается вокруг него, старое религиозное самосознание, теоцентризм; во-вторых, центром является Я, весь мир вращается вокруг него, точка зрения антирелигиозная, эгоцентризм. Пролетариат несет совершенно новую форму самосознания: центром является Вид, коллектив, личность вращается вокруг него, но чувствует свое коренное единство с ним, это антропоцентризм, одинаково далекий от обеих предыдущих точек зрения. А так как это новое миросозерцание своеобразно разрешает основную религиозную проблему, то мы склонны называть его высшей формой религиозности.

Маркс не может быть космистом, ибо для него мир действительности есть только человеческая практика… Единственно доподлинно известное есть человеческий Вид с его возможностями, поток жизни, горячую волну которого мы ощущаем в себе самих, это для нас сила всетворящая, все-обнадеживающая. Это живая истина, красота и благо и их источник.

И чем более решительно опровергал Маркс все, над Видом возвышающееся внечеловеческое, тем более резко подчеркивал он примат человечески-коллективного, видового, над человечески-индивидуальным. С Видом связана у него идея искупления, и только в нем, выражаясь метафорически, видит он Бога-младенца, колыбель которого окружают тупые, черные змеи стихий. Прекрасная надежда на расцвет могущества этого Бога-младенца, на растущий триумф его, запрягающего порабощенных светом сознания драконов в победную колесницу свою, на торжественный и стремительный полет его, светлого Бога жизни, сквозь тьму миров, бытия и полубытия – вот идеализм Маркса. Горячее чувство своей сопринадлежности Богу-младенцу, понимание ценности жизни личной лишь в связи с грандиозным размахом жизни коллективной – вот религиозное чувство Маркса».

Продолжая развивать теорию об этом новом пролетарском «Боге», Луначарский говорит:

«Наступает время религиозного реализма, все ставится на свое место, единственно божественным оказывается само человеческое общество, притом, конечно, в его развитии, в его потенциях… Все религиозное прошлое в этом отношении было лишь инстинктивным исканием того, что теперь почти уже найдено… Многообразны те связи, которые соединяют душу современной коллективистски настроенной личности с человечеством. Это видовое и историческое чувство, дающее нам рассматривать себя как живое звено развертывающейся драмы жизни… Это чувство солидарности, роднящее нас с народом не только в его надрывающем сердце мученичестве, но больше всего в том светлом и мужественном его пробуждении, в той борьбе, носителем которой является пролетариат»[78].

Второй идеолог богостроительства – Богданов (А. Малиновский) – развивал философию коллективизма, но более сухо. По мнению Луначарского, он является единственным марксистским философом, продолжающим чистую философскую традицию Маркса.

Популяризатором нового учения являлся Максим Горький. В повести «Исповедь» устами ее героев он дал пример пропаганды богостроительства.

«В жизни нет настоящего законного хозяина, – говорит один из героев повести, – не пришел еще… Вера великое чувство и созидающее! А родится она от избытка в человеке жизненной силы его; сила эта огромная и всегда тревожит юный разум человеческий, побуждая его к деянию… Богостроитель