И я ждал. Такая наша работа. 99 процентов времени забирает ожидание. 17 раз по площадке проходили люди. Дважды задерживались, но, не позвонив и не постучав, уходили. Наконец из-за наблюдаемой двери вышла роскошная, в роскошной же упаковке, женщина. Ну вот, а я подозревал, не скопец ли на идейной почве Резидент. Оказывается, нет. Очень даже в норме мужик. Где же ты, красавица, три недели назад была? Что-то я тебя не упомню. Не иначе как от чужих глаз в Сочи тебя упрятали. Вон как загорела.

Резидентскую пассию сопровождал свирепого вида, с оттопыренным внутренним карманом молодец. Это правильно, такое тело без хранителя оставлять опасно. Хитрец Резидент. Приставил человечка не столько от опасностей фифу оберегать, сколько от соблазнов. Налицо злоупотребление служебным положением. Широко живет Резидент. С нашим братом, честным служакой, не сравнится. Мне любимую собаку иной раз накормить проблема, а этот целую банду служб содержит. Видно, хорошо платят за измену.

Я подошел к окну. К тому же ее и казенная машина развозит! Красивая жизнь. А может, это не Резидент — злоупотребитель, а я лопух? Может, мне, как региональному представителю, все это: машины, телохранители и тройка подобных красоток — по штату положены? Может, Контора меня обкрадывает, еще к тому же урезая на каждую операцию смету чуть не вдвое? Дама с охранником вернулась через час. Сунула «хитрый» ключ в замочную скважину. Пожалуй, пора. Я распахнул дверь, возможно шире разведя руки и уголки губ, закричал:

— Здравствуй, хозяюшка! — Телохранитель напрягся, потянулся к карману, но тут же расслабился. Он узнал меня. Вполне понятно. Он знает, как минимум по фотографиям или видеокассетам, всех жителей подъезда и их постоянных гостей. Такая у него работа.

— А я беспокоюсь, куда она подевалась? А она вот она! — шумел я, играя в меру пьяного и оттого не в меру дружелюбного соседа. — А это кто? — потянул для пожатки растопыренную пятерню.

Охранник брезгливо поморщился. Об исполнении служебных обязанностей в этот момент он забыл. Не распознал он в пьяненьком недомерке-соседе угрозы. И напрасно. Не пришлось бы ему, согнувшись в три погибели и хватая губами воздух, лежать на затоптанном, грязном и холодном полу лестничной площадки.

— Давай, давай, соседушка, открывай, — подбадривал я растерявшуюся от таких перемен дамочку. — А то твой дружок, — кивнул я на отключенного телохранителя, — стынет. Ну!

Резидентская пассия повернула ключ, открыла дверь. Я вытянул из кармана телохранителя пистолет — ого, «стечкин»! — и втащил его хозяина внутрь.

Ворочая бесчувственное тело, я продумывал тактику разговора с дамой. Вначале напугать, потом подольстить или, наоборот, сперва подольстить, потом напугать? На испуг в чистом виде женщины поддаются редко. Им в отличие от мужчин небезынтересна личность нападающего. Злодею с внешностью и манерами великосветского повесы они презентуют свои ценности с большей охотой, чем замызганному дворовому хулигану. Спросите, от кого женщина предпочтет принять смерть, и 99 процентов ответят, что лучше бы от романтического, вот с такими глазами, такими плечами и прочими романтическими атрибутами героя. Мужчинам же гораздо важнее, не кто, а что у них забирают. Более того, даже в момент смертельной опасности даму интересует, какое рпечатление она производит. Грабитель — он хоть и грабитель, а тоже в штанах ходит.

Нет, к женщине, если не хочешь заиметь в ее лице вечного врага, надо подходец иметь.

— В общем, так, милая соседушка, — сказал я, закрыв дверь и убедившись, что квартира пуста, — попал я в такую передрягу, что вынужден тебя просить мне помочь.

На «ты» — это обязательно. Это доверительно, почти интимно. Это действует. Особенно на таких избалованных вниманием и великосветским этикетом дамочек. Никакой размазни. Никаких там «вы» и «будьте любезны». Вежливое, но твердое — «ты»!

— С тебя требуется одно — молчать!

Кажется, она даже разочаровалась. Такое романтическое начало из-за такой пустячной просьбы.

— Грозить тебе смертью не стану. На такую красоту руку поднимать — грех великий.

Вот она и лесть. Расслабилась? А теперь страхом, как ушатом холодной воды. Лесть без страха — это флирт. А во флирте женщину не переиграть.

— Смертью грозить не буду, а вот личико бритвой исполосую. И не станет такой сказочной красоты. Одни шрамы.

И обязательно подтвердить угрозу действием. Без этого тоже никак не обойтись. Словесные угрозы — это не по-мужицки. Порычать, пошуметь и ничего не сделать — только свой имидж злодея попортить. Женщина в мужчине — хоть в сказочном принце, хоть в ночном бандите — силу ценит, неотвратимость поступка.

— Блузка дорогая? — спросил я.

— Да. Французская, — автоматически ответила резидентская красотка, не понимая, при чем здесь это.

— Очень жаль! — сказал я, одним движением от шеи к животу раздирая блузку в клочья.

Такое женщин убеждает стопроцентно. Ты можешь на ее глазах зарезать десяток людей, и все равно это не впечатлит ее так, как безжалостное уничтожение модной, хорошо сшитой, престижной и дорогой вещи! Этот поступок сродни вандализму, преступлению против человечества. Вот так, не раздумывая — раз и все! Ужас! Он готов на все!

— Это чтобы ты иллюзий не испытывала, что я свои обещания не держу, — объяснил я, задерживая, надолго задерживая вожделеющий взгляд на открывшейся груди. Это в компенсацию материального убытка моральным приобретением. Без этого я стал бы просто злодеем, а мне надо быть интересным злодеем. Подумаешь, блузка, их еще дюжину купить можно, важнее, что под ней. Что женщину беспокоит больше — она сама или надетая на ней одежда? Да ни одна самая захудалая дама, случись такое, не махнет свою, к примеру, осиную талию или стройные ноги на весь гардероб от Кардена. И правильно. Для чего ей красивая оболочка, если под ней отвратная суть. Моя дама, конечно, ойкнула и закрылась, но мой восхищенный взгляд оценила. Она и прочие части своего туалета ради подобного взора не пожалела бы, да я на них не посягал.

От поэзии взаимоотношения полов я перешел к прозе производственной деятельности.

— Хозяин когда объявится? — спросил я.

— Скоро.

— Тогда переоденься по-домашнему и приготовь чай, — распорядился я, — у тебя гость в доме!

— Переодеваться, конечно, придется при вас? — фыркнула она.

— Безусловно!

Не лишать же женщину удовольствия.

Хозяин позвонил через полчаса.

— Ты дома? — спросил он.

— Да, — ответила моя подопечная, косясь на опасную бритву, которой я демонстративно подрезал ногти.

— Все в порядке?

— Да.

— Я буду через десять минут.

Ради этих двух «да» и записки, которую я заставил ее написать — «Я буду через минуту», — я и распивал чаи в чужом доме с миловидной, но, в общем-то, совершенно неинтересной дамочкой. Чужой дамочкой. И грудь у нее, к слову, не очень-то и роскошная. Так — серединка на половинку.