– Вы опять грустите, задумались, – сказала Сати. – К сожалению, я не умею веселить, вы неудачно выбрали себе собеседника.

– Меня не надо веселить. Не буду лгать, мне сейчас нелегко, моя жена подозревается в убийстве человека… против нее много улик, чертовски много… Короче, ее посадят. Да, посадят, и надолго. Честно скажу, удар она нанесла мощный.

– Может быть, ваша жена защищала вас и детей?

– Убив человека? Если все станут таким образом защищать своих близких, земля опустеет без войн.

– Все равно думайте о ней лучше…

– А если я не хочу думать о ней? – вдруг нашло на Болотова прозрение и откровение одновременно. – А если все время я думаю о вас? Не хочу, но думаю. С той минуты, когда вы покалечили мою машину.

И как проверить ее реакцию, которая не внешняя, а спрятана внутри? Внешне Сати что – открытый взгляд, и больше ничего. Но она же почему-то откликается на его предложения провести вечер вместе, почти каждый день садится к нему машину, они едут в «Хуторок» и засиживаются здесь допоздна.

Болотов положил ладонь на ее кисть, она не убрала. Стоило это сделать раньше, так он понял бы, как она относится к нему, но боялся и потому не решался. Нечаянный жест подбросил ему надежду… нет, это слово – «надежда» – Болотов не мог слышать ни в уме, ни наяву, он исключит его из своего лексикона навсегда.

Внезапно Сати подалась вперед и приложила свои мягкие и теплые губы к его губам, не стесняясь посторонних. Вот и ответ. Валерий Витальевич точно этого порыва не ожидал, посему замер, как пугало в огороде, только глупо вытаращив глаза. И тут, как в лучшем фильме про страсти-мордасти, хлынул дождь, холодный осенний дождь. Хоть и находились под навесом, а капли стали попадать на Болотова и Сати, но Валерий Витальевич сидел все тем же пугалом, у которого жизни нет ни в одной части тела. Только когда Сати отстранилась, еще не придя в себя, он выпалил, ловя момент:

– Мы можем перейти в гостевой домик…

Она кивнула. Она дала согласие! Так просто. Не ломаясь. О, какой фейерверк начался в душе Валерия Витальевича, какой праздник он предвкушал, идя к домику под огромным зонтом, который держал над Сати! Любить ее, любить сейчас, любить… а потом можно и умереть. Они вошли в уютную прихожую, но некстати раздался звонок.

– Да, Элла? – сказала Сати в трубку.

– Пожалуйста, забери меня. Я боюсь его напугать.

– Кого? С кем ты?

– С Артемом, – всхлипнула Элла.

– Тебе плохо? – заволновалась Сати. – Он тебя обидел?

– Нет… мне… нормально. Он не обидел… Я… Забери.

Сати повернулась к Болотову, сказав с решительностью, против которой он не посмел возражать:

– Мне нужно срочно в город. Элле плохо.

А вечерок обещал неземное блаженство, которое могло затянуться до утра, но… судьба-злодейка, зараза какая-то, просто поиздевалась над Валерием Витальевичем.

* * *

Небольшая частная гостиница с французской кухней и французским флером злачным местом не являлась, но злые горожане (а может, конкуренты) прозвали ее домом свиданий. Помимо нескольких номеров средней стоимости, оформленных в стиле прованс, здесь имелся небольшой ресторан, где разрешалось гостям поиграть на фортепьяно, если те умели. Конечно, влюбленные парочки обожали это укромное место, привлекающее малочисленностью гостей. Ведь ресторан всего на несколько столиков не мог вместить свадьбу, а значит, уменьшалась возможность встретить нежелательных знакомых.

На крыльце под козырьком этой милой во всех отношениях гостиницы и стояла Элла, ожидая Сати. Артемка задремал, а она сбежала, потому что пугающая неукротимая энергия, превращающая ее в рабу, бушевала внутри. Счастье и скорбь настолько переплелись, что Элла перестала отличать одно от другого. Ее бил колотун, возможно, от холода, исходящего от дождя, но вряд ли.

Подъехал автомобиль, остановившись метрах в двадцати, ближе подъехать мешала аллея со скамейками и деревьями в два ряда по бокам. Дверца приоткрылась, изнутри автомобиля крикнула Сати:

– Элла!

Девушка шагнула под дождь, не боясь промокнуть, она не бежала, а шла, как будто еще раздумывала, стоит ли ей уезжать. И когда дошла до середины аллеи, сзади раздался голос Артема:

– Элла, стой!

Голос сзади имел более мощную силу, девушка остановилась, но не повернулась. Артем подошел к ней, спросил:

– Я обидел тебя? Почему ты сбегаешь?

Он расстроен, поняла Элла, и обижен. Она этого не хотела.

– Потому что меня накрывает…

Ответила Элла очень тихо, Артем не расслышал, поэтому перешел и встал перед ней, повторив:

– Я не понял – почему?

– Меня накрывает! – закричала Элла. – Я не хочу, чтоб ты видел.

– Да мне пофиг, что тебя накрывает, переживу.

К ним подбежала Сати, ее хладнокровию наступил конец, она, словно разъяренная тигра, наехала, разумеется, на Артема:

– Ты что с ней сделал? Почему она в таком состоянии?

– Ничего противозаконного, – огрызнулся юноша.

Не удовлетворенная его ответом, Сати схватила за плечи сестру:

– Что он сделал? Скажи мне…

– Ничего, – выговорила Элла дрожащими губами. – Я сама…

– Ты что, переспал с ней? – догадалась старшая сестра, от которой трудно что-либо скрыть, впрочем, никто и не старался. – Мерзавец…

– Я не обязан с тобой обсуждать свою личную жизнь, – отчеканил Артем, идя на конфликт.

От такой наглости Сати хватала ртом воздух. Она не знала, как поступить: влепить пощечину или послать говнюка к родителю в машину. Но как отреагирует соблазненная сестра? К мокнущей под дождем троице подоспел папа с зонтом, решивший оказать помощь… нет, не сыну, а старшей сестре Эллы:

– Артем! Ты что себе позволяешь?

Строгая интонация рассмешила сына, не просто рассмешила, а он стал громко хохотать. Сестры замерли, замер и отец, не понимая, над чем смеется этот взбалмошный мальчишка, который прикидывается то клоуном, то зверьком, то полным идиотом. Папа долго не выдержал, рявкнул, продолжая играть роль строгого воспитателя:

– Прекрати паясничать! Совсем распоясался!

И да, Артем резко перестал хохотать. Собственно, смешно ему не было изначально, смех возник в результате протеста, но родитель этого не понял. Теперь сын взялся за воспитание папы, делая круги вокруг него и девушек:

– А ты, папа, какого черта лезешь не в свое дело, а? Я тебя звал? Ты что здесь делаешь? Устроили тут жанр мелодрамы, разорались в благородном гневе, праведники вы наши! И насмешили молодежь. Постой, постой… А при чем здесь ты и Сати, папа? Так поздно и вдвоем? Ух ты, блин… я догадываюсь. И ты меня собрался крыть за поведение? Может, еще и ремня отвалишь? Ха! Ну, даешь… Кстати, папа, не боишься, что подставишь свою новую подругу сердца Сати, как подставил Инну под нож? Наверное, девчонку прирезали из-за тебя, или ты так не считаешь? Ты же у нас всегда находишься вне. Вне подозрений, вне дома, вне проблем. И вдруг среди ночи приезжаешь меня троллить! Но ты все равно остался вне, потому что сейчас рисуешься перед Сати.