И это речи мужа, а не мальчика. Тридцать один год прожит вместе, сделали троих детей и вырастили их, пережили взлеты и падения, а что в сухом остатке? Богдан Петрович не узнавал друга, а может, никогда не знал? Может, заблуждался на его счет? Валера сдался без боя, хотя сам же и явился причиной конфликта – если таковой возник между Надей и Инной, следовательно, и ответственность лежит на нем тоже. Богдаша, не доверяющий практичному злу, которое настраивает на пассивность, не впадал в состояние Болотова, а искал выход:

– Нет, давай подумаем, чем помочь. Что против Нади? Фотографии Инны и молодого человека… Ну понятно, что снимала Надя. Ее отпечатки в квартире…

– Боня, – на взводе произнес Болотов, – она не отрицала, что убила Инну! Ты понимаешь это?

– Но и не призналась, – в резкой тональности возразил Богдан Петрович. – Видишь ли, после убийства, думаю, у нее хватило б ума стереть отпечатки – это же элементарно. Мы все грамотные люди, вот молодежь ни хрена не знает, потому допускает ошибки в подобных случаях…

– А состояние аффекта? – напомнил Болотов.

– Да, да… – покивал Богдаша. – И то, что Надя выходила от Инны в час убийства… Полагаю, Валера, эсэмэску с твоего телефона отправила твоя жена.

– Откуда она знала, с какого контакта отправлять? Инна в моей трубке не обозначена. Там картинка и вот что написано… – Он достал мобильник, нашел контакт, показал Богдаше.

– ИНН… Если Надя взяла твой мобильник, то будь уверен, она прочла сообщения. А для чего тогда брать твой телефон? Но и без этого про твою пассию Надя уже знала, стало быть, вычислить номер Инны – задачка простейшая, всего лишь три первые буквы имени, конспиратор. Дальше Нюша отправляет Инне эсэмэску, назначает встречу от твоего имени и примерно в это время приходит…

– А я про что! – взревел Болотов и подскочил с дивана.

Бедняге не сиделось на месте, не стоялось тоже. Он гарцевал по гостиной, словно только и ждал, чтобы друг Богдаша убрался вон из его квартиры. Странное поведение Болотова тот списал на стрессовые обстоятельства, хотя нашел слабое оправдание, ведь мужик все же, а визжал, как истеричка:

– Умоляю, хватит! Хва-тит! Иначе можно с ума сойти. Все и так ясно: Инну убила Надя!

– А мне – не ясно, – излучал спокойствие Богдаша.

– Ну, что, что ты противопоставишь уликам? Их слишком много…

– Именно наличие стольких улик меня не устраивает.

И вдруг Болотов кинул подозрительный вопрос, сбивший Богдашу с мыслей:

– А почему ты не на работе?

– Взял отпуск.

– Ради Нади?! Ради нее ты жертвуешь здоровьем бедненьких деток? Какой же ты врач после этого? Нехорошо…

Конечно, Богдаша уловил издевку, топорный намек на нечто постыдное. И поймал на себе взгляд с прищуром – так смотрят недруги или завистники. И перебирал в уме, чем парировать, чтоб уж ответ был адекватным, чтобы если уж врезать, так по больному. Валере просто необходимо дать по мордам, выражаясь фигурально, и привести этого везунчика, потерявшего чувство меры, в разумное состояние. Но в самый ответственный момент вдруг пожалел дурака, который и так расплачивается за собственную глупость в большей степени, чем она того стоит. К сожалению, расплачиваются и его близкие. Потому Богдан Петрович держал паузу, которую по-своему прочел Валера:

– В точку я попал, да? Ты, мой друг, все эти годы при мне ухлестывал за моей женой, а что же было без меня? Сейчас раскручиваешь маховик частного расследования, запутываясь сам и запутывая других. Что ты хочешь доказать, когда уже все доказано? Зачем поехал в морг? Я бы мог понять твою заботу, если бы шансы мы имели хотя бы мизерные. Но их нет. Ты смешон! Какая-то ненужная и даже вредная показуха, выпячивание себя, благородного рыцаря, дама сердца которого на нарах в СИЗО с отпетыми уголовницами. Ты же меня выставляешь в паршивом свете…

Это был перебор. Раньше между ними не случалось серьезных разногласий и конфликтов. Кстати, гасил опасные ситуации в большинстве случаев тоже Богдаша, наивно полагая, что его принцип миролюбия поучителен, снимает негатив, настраивает на комфортную для всех атмосферу. Но Валера никогда не заступал за предел, данный же случай – из области маразма, а маразм не лечится. Сейчас гасить хамство и свинство Богдан Петрович не собирался, слишком далеко Валера зашел, но сначала он спросил:

– Ты хорошо подумал перед тем, как вывалить свой бред?

– Да! – запальчиво сказал Болотов. – Подумал, подумал. Давно.

А надеялся Богдан Петрович на извинения. После ответа он встал и двинул к выходу, не отреагировав на брошенную в спину фразу:

– Что, нечего сказать?

Действительно, нечего. Еще никому не удавалось переформатировать взрослого человека, ставшего на гнилые позиции. А когда этот человек еще демонстрирует и дикий вздор, который выпестовал в своей голове сам, и ведет себя агрессивно, задавшись целью оскорбить и унизить, лучше уйти. Это уже не друг. И никакие обстоятельства оправданием ему служить не могут. Вот так и заканчивается дружба. В прихожей на столике под зеркалом валялась тряпичная кукла, Богдаша захватил ее, так как обещал привезти старушке, и ушел. А Болотов, оскорбивший его, обиделся, плюхнулся в кресло, надулся и бубнил что-то бессвязное, а может, обелял себя.

Да, Богдан Петрович любил Нюшу, всю жизнь любил. Но не как в мелодрамах, страдая по ночам и грызя подушку, любовь для него стала добрым талисманом, ориентиром на позитивные стороны жизни, а не удушающей петлей на шее. Конечно, у него были женщины, он же не евнух, да как-то не срослось с ними. Но чтобы соблазнять Нюшу, когда Валерки не было дома… не та порода Богдан Лозовой, чем был безмерно горд. Поэтому он отказывался признать, что ошибся, что Нюша – дьяволица, для которой человек – ничто, его можно стереть, сжить со свету, если он мешает. Нет, не его это путь. Богдан Петрович будет до последнего искать доказательства в защиту Нади, иначе сам-то он чего стоит? Понял он это только сейчас, да и то с помощью Валеры, так что нет худа без добра. А действовал интуитивно. Из сотни доказательств вины Нюши Богдан Петрович теперь хочет получить сто первое, но и тогда будет помогать ей. Разве должно быть по-другому?

* * *

Петухи способны уничтожить нервную систему, довести до сумасшествия. Орать эти придурки начали еще до рассвета. Марьяна и так почти не спала, боялась, ночью притащится гангстер Проша за сексом, а дверь не запирается на замок, пришлось подставить к ней стул – хотя бы услышит, если он войдет. Проша, к счастью, не пришел. Марьяну сморил сон, но ненадолго – идиоты петухи разбудили ее диким ором. Глотки драли без перерывов и на все лады, она и уши закрывала, и подушкой накрывалась – бесполезно. Завернувшись в одеяло, села Марьяна на широкий подоконник и…

О, боже, какая красота в вышине! Никогда раньше она не видела столько звезд, да и в небо не смотрела, некогда было – все дела, спешка, заботы. Небосвод словно покрасили черными чернилами, а по нему расклеили светодиодные лампочки. Некоторые звезды были необычайно крупными, будто ненастоящие, а некоторые, сгруппировавшись, выглядели маленькими точками, отбеливающими целые куски неба. Но это лирика. А проза состоит в том, что положение дважды два плохое. Первое: ее наверняка ищет полиция, второе: она узница психа Прошки и не знает, что у него на уме. Как быть?