Девушка оскалила церковношпильные зубы, но оступилась при следующем шаге, подвернув ногу. Бет припала на одно колено, вдруг поняв, что дрожит от усталости: эти несколько секунд оживления города истощили ее. Первый ряд кирпичных воинов начал тонуть в полу, словно в зыбучих песках.

Улыбка Джонни Нафты – черная дыра на пылающем лице – расширилась, и он бросился вперед. Глиняные тела тлели, чернели и сгорали под его прикосновениями, их кирпичная плоть обращалась в пепел там, где они пытались схватить его. Братья Джонни выстроились в сложной симметрии с пламенем. Достигнув стен туннеля, они принялись обшаривать ниши.

У Бет скрутило живот. Синод быстро учился на своих ошибках. Где-то на их складах должно было лежать оружие, которое они могли использовать против нее.

Их склады!

Мысль пронзила голову, словно молния, и девушка из последних сил оттянула своих воинов от горящего Синода и бросила в стены. Они почти не потревожили поверхность, утонув в ней.

Бет рухнула на выставленные вперед руки. Синод помедлил, потом, как один, пригладил горящие волосы и, самодовольно напыжившись, двинулся к ней.

Бет так устала, что едва смогла поднять руку. Увидев этот жест, они заухмылялись еще шире; девушка предположила, что Синод возомнил, будто она просит или даже умоляет. Но она вытянула указательный палец и дернула им в сторону.

Синод поглядел, куда она указывала, – и застыл.

Из задней стены каждой ниши, нависая над каждой витой стеклянной бутылкой, каждым драгоценным химикатом, появился кирпичный кулак. Бет сжала пальцы и медленно придала руке вертикальное положение. Упади ее кулак, недвусмысленно обещал этот жест, – упадут и все остальные.

Синод оплыл. Их костюмы, глаза и оскалы сделались темно-серыми.

– Оссстановиссь, – изо рта Джонни Нафты вырвалось облачко пепла. Голос казался таким же ровным, как обычно, но Бет услышала в нем мольбу. – Наши ссклады невосссполнимы.

Бет уставилась на них. Через несколько секунд у нее не будет сил держать даже свою собственную руку, не говоря уже о десятках кирпичных.

«Вы знаете, чего я хочу», – подумала она.

– Мы не можем предоссставить тебе сссубстанцию, потребовавшуюсся твоей подруге, – они подняли руки ладонями наружу в отчаянном успокаивающем жесте, – потому что не расссполагаем ею. Посставки сссерьезно ограничены. Мы ссстаралиссь изучить ее, но сссинтез оказалсся нам недосступен. – Он тревожно зашипел, когда Бет дернула рукой, и поспешно добавил: – Возможно, мы всссе-таки ссумеем помочь. Вещесство, которое мы дали сстальной мятежнице, получено от клиента в качессстве часстичной оплаты, пополнившей эссстетический залог. Клиент вссе еще жив, хотя и сссерьезно трансссформировалсся. Возможно, мы можем, – Синод всем своим видом выказывал подобострастную готовность, – перенаправить тебя?

Бет медленно разжала кулак, протягивая ладонь. Пока Джонни не потянулся и не пожал ее, скрепляя сделку, она не покидала разума Каменников. Только после этого их кирпичные руки растворились в стенах. Там, где камни кладки запечатались, на стенах, словно шрамы, осталась рябь.

Трепеща пропитанными нефтью крыльями, к девушке подлетел голубь с фотографией в клюве.

Бет не сразу поняла, кто на ней изображен. Вроде бы человек, или нечто, выглядящее, как человек, но она не могла разобрать, было ли это существо в тяжелом пальто с высоким воротником мужчиной или женщиной. Бет не могла разглядеть ничего, кроме острого выступающего подбородка и растрепанных темных волос, закрывающих глаза. И все же в изображении было что-то неуловимо знакомое.

Она замерла.

«Сссерьезно трансссформировался… пополнившей эссстетический залог».

В памяти вплыло, как она стояла на мусорных склонах напротив женщины, плачущей кислым молоком из глаз – яичных скорлупок.

«Чем Синод заставил вас расплатиться? – спросила она Гаттергласс, желая узнать цену, которую та заплатила за убогое приближение Фила к божественности. – Кем вы были?» И услышала воскресший в памяти голос мусорного духа, производимый голосовыми связками из жвачки и резины: «Красавицей».

Бет ушла из магазина Синода пешком; хоть девушка и смертельно устала, поступь города несла ее через туннели в нечеловеческом темпе. Синод следовал за нею, струясь черным на черном, спеша поскорее вывести ее наружу.

Если они и заметили, как рука из красных кирпичей снова высунулась из стены, схватив бутылку с воспоминаниями Филиуса Виэ, то не подали виду.

Кара свесилась над Лондоном-за-Стеклом, испытывая себя, позволив собственному весу потянуть ее вперед, удерживаясь в оконной раме кончиками пальцев и коленями. Девушка чувствовала, как страх и головокружительная смелость приливают к голове вместе с кровью. Она смотрела с высоты полета летучей мыши, как меньшие башни отраженного города тянутся к ней, будто сталагмиты, сверкая во тьме огнями, словно пластинками слюды.

Казалось, она ждала не один час. Гул проезжающих мимо автомобилей становился все реже, пока единственным звуком не стал шумящий в ушах ветер. Стояла глубокая ночь, и улицы выглядели такими пустынными, как им и полагалось. Если самое знаменитое лицо в Лондоне-за-Стеклом и могло пройти по его тротуарам незамеченным, то только сейчас.

– Готова? – спросила стоящая у нее за спиной Эспель.

Кара, помедлив, кивнула. Прежде чем дыхание затуманило стекло, она увидела свое отражение. К счастью, девушка не выглядела настолько испуганной, насколько себя чувствовала. Эспель распахнула дверь, и они выскользнули, крадучись по коридорам спящего дворца с мультяшной осторожностью.

– На задворках есть грузовой лифт, – прошептала Эспель. – Чтобы скрыть такие неприглядные вещи, как белье, мусор, случайных слуг и нас с тобой, от любопытных глаз. В вестибюле камеры и круглые сутки стоят охранники, а я не хочу объяснять, почему мы пытаемся ускользнуть отсюда среди ночи без телохранителей. Можно уйти через кухню – там отличный удобный мусоропровод, протиснуться через который не составит труда.

Тишина оттеняла шаги, и эхо громко отдавалось в Кариных ушах.

– Что делать, если кто-нибудь попадется? – нервно прошептала она.

– Понятия не имею, – прошептала в ответ Эспель. – Главный стратег у нас ты. Да и идея твоя.

– Ах… да.

– Ты всегда можешь снова меня поцеловать.

В прошлый раз отлично сработало.

Карино сердцебиение ускорилось. Она почувствовала, как – безо всякой на ее взгляд причины – щеки заливает румянец. Чтобы скрыть смущение, Кара фыркнула:

– Принимать желаемое за действительное – путь в никуда.

– По правде говоря, графиня, принятие желаемого за действительное – единственное, что меня хоть куда-нибудь, да приводило, – обворожительно улыбаясь в темноте, ответила Эспель.