– А при чем здесь лед? – спросил Маленков.

– Да при том, батенька, что тамошние жиды поумнее наших! Вон, – Гуринович ткнул вилкой в сторону льда, – у этого ублюдка на коленях чемоданчик! А что в нем? Процентные векселя по царскому долгу! С датами этого две тыщи мохнатого года, печатями и подписями! Они же спят и видят, чтобы мы продлили договор по плану Маршалла! Векселя – как туз пик из будущего и стальная петля дяди Сэма в настоящем! Не понимаете?! Ничего! Когда ваши болонки захрустят кубинским рафинадом, а не моим, – тогда поймете! Тогда все спляшем “янки дудль”! Блядям будем доллары в бюстгальтеры совать! – Он в сердцах хватил кулаком по столу.

– Товарищ Гуринович явно торопит события, – улыбнулся Молотов. – Содержимое этого чемоданчика – большая тема для дискуссии, но бесперспективная.

– Это почему же? – насупился Гуринович.

– Потому что через пять часов мы его с вами откроем. – Берия вытер кружевной салфеткой свои полные чувственные губы. – Так что не стоит прежде времени стулья ломать.

– И все-таки сомнение велико, товарищи, – заметил Шостакович, глядя на Сталина. – Кто поручится, что это посылка действительно из будущего? А не из ЦРУ?

– Вы меня спрашиваете? – усмехнулся Сталин. – Среди нас два академика.

– Три! – засмеялся Герасимов, поднимая рюмку с водкой и чокаясь со своим носом.

– Живопись не точная наука, товарищ Герасимов, – парировал Сталин. – А значит, сегодня вы не в счет. Товарищ Ландау, рассейте сомнения.

– Господа, – поспешно дожевал буженину полный, кучерявый и круглолицый Ландау, – этот конус послан нам из 2068 года. И это научно подтвержденный факт.

– Каким же образом он подтвержден, позвольте вас спросить? – вставил сигарету в перламутровый мундштук князь Василий.

– Только, боже упаси, без формул! – попросил Гуринович.

– Корпус транспортируемой части машины времени сибирских зороастрийцев вырублен из гранита. При транспортации сквозь мягкое время он превращается в пыль. Частицы этой гранитной пыли есть на поверхности льда. Мы проверили ее возраст методом изотопов. Выяснилось, что этот гранит не имеет возраста. А такого быть не может. Граниту – сотни миллионов лет.

За столом возникла пауза.

– Да, но ведь гранит, из которого рубили эти самые les misérables зороастрийцы, все же имел возраст? – спросил князь Василий.

– Имел в будущем, безусловно, – по-детски непосредственно улыбнулся Ландау. – Но при прохождении сквозь мягкое время лептоны антиатомов аннигилируют свободные электроны в молекулах гранита, образуя антинейтроны, которые за 896 секунд как раз успевают распасться на антипротоны и позитроны. Позитроны временно деформируют поля исходных электронов, поворачивая их спин на 180 градусов, соответственно, изотопы в кусках такого гранита перестают распадаться. А антипротоны в процессе обратной бета-конверсии поглощают энергию и замораживают пары воздуха. Все крайне просто.

– Этого я не понимаю, – обиженно пробурчал Гуринович, оторвал дужку от калача, обмакнул ее в рюмку с водкой, затем в хрен и сунул в рот.

– А когда вы успели проверить эту пыль на изотопы? – спросил князь Василий. – Сейчас? Сегодня ночью?

– Товарищ Ландау сделал это еще в 37-м году, – пояснил Молотов. – Когда землеёбы прислали второй конус.

– За что и был посажен врагом народа Ежовым на два года, – добавил Микоян, с аппетитом поедая рябчика, фаршированного гусиным паштетом.

– Но у товарища Сахарова другое обоснование, – заметил Берия.

– Вот как? Интересно. – Сталин посмотрел на Сахарова, пьющего квас из серебряного кубка.

Широкоплечий статный Сахаров встал, привычным движением смуглой большой руки огладил свою щегольскую рыжеватую эспаньолку:

– У нас с Львом Давидовичем принципиальное расхождение по этому вопросу. Я постараюсь объяснить проще. В современной релятивистской физике существуют три концепции мягкого времени: Ландау, Гейзенберга, которые после феномена-37 и сегодняшних событий не выдерживают никакой критики, и, наконец, моя. Концепция Ландау основана на утверждении, что мягкое время – это подвижная лакуна в жестко структурированном временном потоке. Проще говоря, это как подводное течение в реке: пока человек плывет по поверхности, он движется вместе с рекой, но как только он ныряет, то начинает плыть против течения. Я доступно объясняю, товарищи?

– Вполне, – кивнул Сталин. – И что же вас не устраивает в теории Ландау?

– Меня в принципе не устраивает концепция времени как линейного потока. Время – не река.

– А что же это? Болото? – спросил Каганович.

– Время, по-моему, это огромный бесконечный кочан капусты, а его листья – это годы, часы, микросекунды, в которых мы живем. Каждое событие нашего мира привязано к конкретному листу этого кочана и обитает на нем, ну скажем, как тля. А мягкое время – это червь, который способен проедать ходы в кочане, свободно перемещаясь по ним.

– И переносить тлей на своей жирной спине? – спросил Сталин.

– Совершенно верно, товарищ Сталин! – рассмеялся Сахаров и указал на глыбу льда: – Вот одна из этих самых тлей, bitte, meine Herrschaften!

Все засмеялись.

От глыбы отвалился оттаявший кусок льда и громко упал в поддон. Поддон загудел.

Все стихли.

– Обижается, что его тлей назвали, – заметил Сталин, и все снова засмеялись.

Сталин поднял рюмку, намереваясь встать, но сидящий рядом Берия предупредительно взял его руку:

– Позволь мне, Иосиф.

– Уступаю силе тайной полиции, – улыбнулся Сталин.

Берия встал с бокалом хереса, который он предпочитал другим напиткам:

– Друзья. Мне хотелось бы сказать несколько теплых слов о наших замечательных советских ученых, двое из которых присутствуют здесь. Благодаря нашей науке Страна Советов из отсталой аграрной империи стала индустриальным гигантом. Благодаря нашей науке у нашего народа появился ядерный щит, способный окоротить любого агрессора. Наконец, наши ученые вплотную подошли к разгадке феномена времени. Представляете, что ждет всех нас, когда советские люди смогут управлять временем? Я сам человек хладнокровный, не поддающийся эмоциям. И тем не менее, товарищи, у меня дух захватывает, когда я думаю об этом. Выпьем же за здоровье наших ученых!

Все встали и выпили.

– Да. Значит, в споре товарищей Ландау и Сахарова должна родиться истина? Так, товарищ Сахаров? – Сталин сел, положил себе кусок белорыбицы, зачерпнул хрена золотой ложечкой.

– Ganz genau, Genosse Stalin! – захрустел соленым огурцом Сахаров.

– Okay, Genosse Sacharoff. – Сталин покрыл белорыбицу ровным слоем хрена, отрезал кусочек и отправил в рот. – С одной стороны – истина родится. А с другой – кто-то из вас двоих будет вынужден констатировать: Ich habe meine Sache auf Nichts gestellt.