А. А мне очень понравился план в начале картины, когда Мышкин идет по Петербургу, в нелепой круглой шляпе, с трогательным узелочком в руках. Кроткий, бедный, чистый. Нет, почему, это можно полюбить.

Б. Некоторые статичные планы в самом деле удались. Вообще фотографиями актеров, занятых в сериале, вполне можно заменить иллюстрации Ильи Глазунова к Достоевскому. Такая внешняя, эффектно-поверхностная живописность, глаза большие-пребольшие, все так прорисовано-очерчено, аж дышать нечем. И актеров-то режиссер пригласил самых известных, самых раскрученных, самых замыленных. Ни одного открытия.

А. У тебя уж всякое лыко в строку! Чем же плохо, что Бортко дал работу хорошим известным актерам? Им играть нечего, публика между тем ждет.

Б. Оставим в покое нашу публику, которая ничего не ждет и ни в чем не разбирается. У нас не Италия, где официанты знают Верди назубок, где шикают в театре и однажды забросали помидорами Паваротти. Это бывает на родине гармонии. А у нас, на родине хаоса, певцами именуются люди, открывающие рот под чужую фонограмму. Что касается актеров, то позвольте спросить – по-вашему, они умеют играть? По-моему, нет. То, что я видел в «Идиоте», за редким исключением – это обыкновеннейшая сериальная игра лицом и раскрашивание текста. Изображаются самая внешность, поверхность, первый очевидный план – тут я задумался, тут рассмеялся, тут опечалился и т. д. А что за этим стоит, что скрывается (у Достоевского всегда что-то скрывается)? Какой человек? Ведь мы же понимаем, что «человек Достоевского» – это весьма непростое существо, ведь самое слово «Достоевский» стало синонимом высшей степени умственной и нравственной сложности. Мы же говорим – ну, это уже Достоевский какой-то, – когда хотим охарактеризовать очередной жизненный надрыв, нарыв, лихоманку, кипение больных и сложных страстей. Смешно сказал однажды режиссер Алексей Герман: «Достоевский, – заявил он, – писатель-то сложноватый… Если у него герой говорит: „Я хочу рыбу“ – это не значит, что он действительно хочет рыбу. Может, он что и хочет, но уж точно не рыбу». А наши актеры играют именно и только эту самую рыбу. Я даже удивляюсь, например, на артиста Александра Лазарева (Ганя Иволгин) – неужели не скучно так плохо играть? С таким непотревоженным душевным аппаратом браться за Достоевского – странное занятие. И деньги ведь небольшие. Какое бессмысленное мероприятие – отдавать Ганю в воплощение человеку, который скорее всего ошибся в выборе профессии.

А. Упрямо повторю: а людям нравится. Ты что, хочешь жить в мире, состоящем из Алексея Германа? Я и спорить не буду, это человек-гора, титан. Но пусть вот титанам титаново, а мирным людям – мирное людское. На кой нам ляд высшая степень умственной и нравственной сложности? Нам бы про свое – про любовь, про денежки и на десерт что-нибудь небольшое и сладкое про смысл жизни. И в эту точку «Идиот» попал идеально. Бортко ведь и роздал большие и тревожные роли известным лицам, чтобы не будоражить население. Чтобы операция по внедрению «Идиота» в сознание прошла успешно и бескровно. И многие актеры сыграли неплохо. Скажем, на своем месте оказался Владимир Машков – Парфен Рогожин.

Б. Поздравляю тебя, я не буду спорить. Действительно, Машков, актер, для которого игра – это прямой короткий выброс энергии, который не выдерживает долгих крупных планов и не знает, как держаться в протяженных ролях «с психологией», – получил свою роль. Дикий, сумрачный, воспаленный, говорящий коротко, фразами, точно рубленными топором, этот Рогожин убедителен, хоть и элементарен. Но финал он не сыграл. Финал вообще провалился. Этот нечеловеческий разговор земного и небесного мужей над убитой красотой не поддался на чуть тепленькую интерпретацию «для мирных людей».

А. Потом Чурикова – Лизавета Прокофьевна, Петренко – генерал Иволгин, Ильин – Лебедев – разве они плохо сыграли? Тут уж режь меня, жги меня – никогда не соглашусь.

Б. Инна Чурикова, Алексей Петренко и Владимир Ильин входят в десятку лучших актеров России и, соответственно, всего мира. Поскольку нам лучше всего было бы замкнуться в нашем русском мире и жить так, будто больше ничего нет. Ментально замкнуться, разумеется. Нет, железных занавесов никаких не надо – пусть всюду будут окна. Может, и до дверей когда-нибудь доживем. Но думать надо о своем и ценить свое. Вот и Достоевский то же советовал. Конечно, эти актеры являются мастерами экстра-класса. Но и они сыграли поверхность, очевидность, самое явное и внятное – напускную суровость и чистую забавную душу воплотила Чурикова, глубокое лукавство и живой проницательный ум – Ильин, фантастически падшего великана – Петренко. Но там, в этих образах, еще можно было копать и копать, бурить и бурить, идти до конца. Это – если идти путем Достоевского.

А. Нужно ли нам идти путем Достоевского? Что мы найдем на этом пути? Там топоры и плахи, монастыри и кабаки, там нет солнца и счастья, там любовь доводит до смерти, там свобода равнозначна падению. Там на всем поставлен крест – и в прямом, и в переносном значении. Достоевский – это болезнь, да, собственно, и христианство – это болезнь. Великая, прекрасная и необходимая болезнь. Но когда-то надо выздоравливать, возвращаться в мир, соединять Крест и Солнце. Бортко снял неглубокий фильм – я согласен. Но как вреден и опасен был бы сейчас глубокий и великий фильм по Достоевскому. Как бы он встревожил людей. Так что я считаю отсутствие собственно Достоевского в этой картине скорее благом, чем злом.

Б. Болезнь? Да. Но вспомни, как Томас Манн доказывал, что болезнь необходима жизни, что Творение без нее не может осуществиться, и потому и спрашиваю тебя – надо ли от великой болезни отщипывать крошки, чтобы сварганить массам безвкусную пищу? Вспомни, как Лидия Веле-жева и Ольга Будина сыграли Настасью Филипповну и Аглаю. Дело даже не в размерах их дарования – они скромны, дело даже не в том, что наши молодые актрисы, за редким исключением, могут сыграть разве что в экранизации повести А. Куприна «Яма», а в том дело, что, не зная, что такое гордость, любовь и страдание, проживая комфортную жизнь с кое-какими потугами тщеславия, невозможно прикасаться к Достоевскому. Испепелит! Или не даст к себе прикоснуться. Вот он и не дал. Бродили чего-то по экрану две красотки из горничных и лаялись на окружающих. Болезнь, ты говоришь? Я сам всей душой за мирную, счастливую, свободную человеческую жизнь. Но ее выстрадать надо и заслужить. А у нас нынче массы властно требуют уюта и комфорта ни за что ни про что, не оплатив исторические счета, не пострадав ни в личной жизни, ни в общественной. Да, болезнь! Но чего стоит сытый и здоровый творческий человек, не желающий пострадать за свое дело? Чего стоит актер, выходящий на сцену и не мечтающий сегодня сыграть так, чтоб зритель весь исплакался или рассмеялся до колик? Чего стоит режиссёр, не выворачивающий все свое нутро перед обществом, чтобы познать мир, познать самого себя и внести свою лепту в великое дело Искупления? Чего стоит поэт, не намеренный своими стихами вызвать ветер или дракона, ведь если он этого не делает – его надо везти в психушку (эта мысль взята мной из романа Павла Крусанова «Бом-Бом»)? Чего стоит политик, не собирающийся всерьез помочь людям жить и доставляющий только материал для пародистов, этих эльфов-пересмешников? Чего вообще стоит наша жизнь, если мы не тщимся изо всех сил сделать что-нибудь великое, угодить Богу или хоть рассмешить Его!