Фергус смахнул пот с верхней губы, его темные глаза напряженно всматривались в отвратительную тварь.

— Доктор Стерн как-то рассказывал милорду, и я тоже слушал, о путешествиях некоего француза по имени Соннини, — тот побывал в Египте и написал о разных случаях, которым сам был свидетелем, и об обычаях тамошних народов тоже. Он сказал, что в той стране крокодилы спариваются на берегах рек, в иле, и самка в это время лежит на спине, а потом ей без помощи самца не перевернуться на ноги.

— В самом деле? — Ян весь обратился в слух.

— Да, правда! Он еще сказал, что там есть ужасно порочные и развращенные люди, неспособные устоять перед соблазном… они используют беспомощное положение самки, отгоняют или убивают самца, а потом занимают его место и наслаждаются извращенным совокуплением с рептилией. Ну, и еще говорят, что это одно из самых сильных колдовских средств для того, чтобы заполучить высокое положение и богатство.

Рот Яна медленно распахнулся во всю ширь.

— Слушай, ты это серьезно? — выговорил он наконец, недоверчиво таращась на Фергуса, потом повернулся к Джейми. — Дядя?..

— Ну, лично я предпочел бы, пожалуй, остаться живым и целомудренным, — усмехнулся Джейми, пожимая плечами. И посмотрел на меня, приподняв одну бровь. — Кроме того, мне почему-то кажется, что твоя тетя не одобрила бы меня, если бы я вдруг бросился в объятия крокодилихи.

Чернокожий, слышавший со своего места всю эту болтовню, покачал головой и сказал, не оглядываясь:

— Любой человек, которому вздумалось бы трахнуть крокодила, чтобы разбогатеть, тут же угодил бы ему в пасть, если хотите знать.

— Думаю, ты совершенно прав, — сказала я, но при этом вспомнила почему-то обаятельную зубастую улыбку губернатора. Я посмотрела на Джейми, но он уже отвернулся. Его взгляд устремился вверх по течению, как будто желая различить будущее, и книга вместе с аллигатором были в данный момент забыты. Ну, по крайней мере, Джейми заодно забыл и о своей морской болезни.

* * *

Прилив подхватил нас и увлек за собой в миле над Велмингтоном, несколько умерив опасения Яна относительно скорости нашего передвижения. Кейпфир была рекой, подверженной влиянию приливов и отливов, и уровень воды в ней ежедневно менялся на двух третях ее длины, — почти до самого Кросскрика.

Я чувствовала, как движение воды под нами ускорилось, лодка поднялась выше на дюйм или два, потом начала медленно набирать скорость, когда приливная волна выплеснулась из залива в узкое русло реки. Чернокожий облегченно вздохнул и вытащил мокрый шест из воды.

Пока вода прибывала, не было нужды орудовать этим тяжелым шестом, — по крайней мере, пять или шесть часов. А потом нам нужно было или встать на якорь на всю ночь и ожидать следующего прилива, или поднимать парус, чтобы двигаться дальше, — если, конечно, поднимется попутный ветер. Шест, как я уже поняла, поневоле использовался только тогда, когда нужно было перебраться через песчаную отмель, или в безветренные дни.

На всех навалилась безмятежная дремота. Фергус и Ян устроились на носу, свернувшись калачиками, в то время как Ролло нес вахту, лежа над ними на крыше каюты и тяжело дыша; его язык свесился набок, истекая слюной, глаза полузакрылись на ярком солнце. Капитан и его помощник (к которому капитан обращался не иначе как: «Эй, Троклус!», хотя на самом деле чернокожего звали Этруклусом) скрылись в крошечной каюте, откуда вскоре отчетливо донеслись музыкальные звуки разливаемой жидкости.

И Джейми тоже ушел в каюту, якобы затем, чтобы взять что-то из своей таинственной корзины. Я только надеялась, что содержимое корзины вполне приличного качества и его действительно можно пить; жара ведь стояла такая, что даже сидя на краю кормы и болтая ногами в воде, я непрестанно обливалась потом, как будто и не было легкого ветерка, чуть заметно шевелившего мои волосы.

Из каюты доносилось неразборчивое бормотание мужских голосов, время от времени раздавались взрывы смеха. Потом на палубу вышел Джейми и направился в мою сторону, осторожно пробираясь между грудами всяческого барахла, — как клейдесдальский тяжеловоз среди лягушек, — и в руках он держал большую деревянную шкатулку, почти ящик.

Он осторожно поставил свою ношу ко мне на колени, снял башмаки и чулки, и уселся рядом со мной, опустив ноги в воду и испустив счастливый вздох; вода была прохладной и доставляла истинное наслаждение.

— Что это такое? — спросила я, с любопытством трогая шкатулку.

— О, всего лишь маленький подарок. — Джейми не смотрел на меня, он уставился на воду, но уши у него подозрительно порозовели. — Откроешь, а?

Шкатулка была довольно тяжелой, широкой и глубокой. Ее сделали из плотной, тщательно обработанной и отполированной темной древесины, и стенки шкатулки несли на себе следы долгой и активной жизни: где-то можно было заметить трещинки и сколы, но все это ничуть не портило блистающую красоту. Вообще шкатулка обладала замком, но он не был заперт; крышка откинулась легко, повернувшись на медных смазанных петлях, и изнутри вырвался сильный запах камфары, плотный, словно невидимый джинн.

В дымчатых от жары лучах солнца блеснули инструменты, — светлые, несмотря на налет, покрывший их от того, что они слишком долго пролежали без дела. Каждый уютно расположился в своем собственном гнездышке, аккуратном, обитом зеленым бархатом.

Вот маленькая, но острозубая пила; вот ножницы, вот три скальпеля — круглая кюретка, прямой ланцет и выпуклый, так называемый «брюшистый»… вот серебряная плоскость шпателя для прижимания языка… вот держатели и зажимы…

— Джейми! — восхищенная, я достала из шкатулки короткий эбонитовый стержень, на конце которого был укреплен плотный шар из того же зеленого бархата, набитого конским волосом; я уже видела такой в Версале, это была версия молотка невропатолога, применявшаяся в восемнадцатом веке. — Ох, Джейми! Это просто чудесно!

Он дрыгнул ногой, явно довольный.

— Да? Они тебе нравятся?

— Я от них просто в восторге! Ох, посмотри-ка… тут еще что-то, на крышке подвешено, вот, прикрыты… — Я несколько мгновений тупо таращилась на развинченные трубки, оправы, подставку и зеркала, пока наконец перед моим внутренним взглядом все это не сложилось в единое целое. — Микроскоп! — выдохнула я, с благоговением прикоснувшись к одной из деталей. — Боже праведный, микроскоп!

— И это еще не все, — сообщил Джейми, горя желанием продемонстрировать мне остальное. — Вот тут… передняя стенка откидывается, и внутри еще другие инструменты.

Они и в самом деле там лежали — и среди многого прочего там нашлись миниатюрные весы с бронзовыми противовесами, трубка для изготовления круглых пилюль и покрытая пятнами мраморная ступка; пестик был завернут в лоскут, чтобы не разбился при перевозке. И еще внутри, над инструментами, стояли в несколько рядов маленькие каменные и стеклянные пузырьки, плотно закрытые пробками.

— Ох, это потрясающе! — сказала я, осторожно вертя в пальцах маленький скальпель. Полированное дерево рукоятки легло в мою руку так, как будто его вытачивали специально для меня; лезвие было тяжелым и безупречно сбалансированным. — Ох, Джейми, как я тебе благодарна!