Важнейшим элементом операции была внезапность. Предполагалось нанести сокрушительный удар по британским войскам, который должен был сопровождаться одновременным охватом позиций противника с фланга и нанесением по ним удара из пустыни. Позже к этим действиям должна была добавиться высадка с моря небольших, но прошедших тщательный отбор групп десантников.

Вторая фаза наступления включала в себя окружение и взятие Тобрука. Роммель намеревался находиться в войсках на фланге, где должны были развернуться решающие бои, но при этом оставил руководство всей операцией за собой. Войсками, располагавшимися на линии фронта, командовал генерал Крювель.

План был прост и ясен. Хотя маршал Бастико его одобрил, мне не очень понравился тот вариант управления войсками, который должен был действовать во время операции. На мой взгляд, Роммель не мог эффективно руководить боевыми действиями, находясь на фланге. Следовало создать стационарный штаб.

Эффекта внезапности достичь удалось, но связь Роммеля с войсками была нарушена. Важные приказы, отдаваемые нашим летчикам и генералу Крювелю, не доходили до адресата. Путаница, возникшая на фронте из-за одновременных атак и контратак танков, которые зачастую двигались в неверном (а то и в прямо противоположном нужному) направлении, осложняла действия нашей воздушной разведки и приводила к тому, что наши самолеты сбрасывали бомбы наугад. С учетом того, что, несмотря на это, наши непрерывные воздушные удары не нанесли ущерба нашим собственным войскам, первый и второй день наступления можно считать праздничными для командования наших ВВС.

Рано утром 29 мая генерал Крювель посадил свой «шторх» за линией фронта на позициях противника и был взят в плен, в результате чего фронт остался без командующего. По настоянию командиров многих частей я согласился взять его обязанности на себя, поскольку майор фон Меллентин, начальник оперативного отдела штаба Крювеля, был не готов к тому, чтобы взвалить на свои плечи такую ответственность, а поручить это кому-либо из командиров сухопутных частей и соединений, освободив его от его непосредственных обязанностей, не представлялось возможным. Вот тогда-то я и узнал, с какими трудностями приходится сталкиваться командующему, у которого связаны руки по той причине, что он обязан подчиняться штабу, а штаб не отдает приказов, связь с ним нарушена и добраться до него невозможно. Более того, стимулирующий эффект от присутствия Роммеля на фланге, где разворачивались решающие действия, оказался смазанным по той причине, что он тут же оказался втянутым в дискуссию и вынужден был живо реагировать на все перипетии битвы. Надо было услышать рассказ непосредственного свидетеля того, что происходило в штабе Роммеля в первый день танкового сражения, чтобы понять, что там творилось. Однако второй день решил эту проблему: это был день славы наших танкистов и их командира.

Я то и дело связывался с Роммелем по рации и по телефону и убеждал его, что нам необходимо побеседовать, оставляя за ним выбор времени и места. Мы встретились на южном фланге, в результате чего нам удалось скоординировать действия в центре и на флангах, что к тому моменту было уже крайне необходимо. Было одно удовольствие наблюдать за тем, как Роммель с поразительным умением руководил группировкой войск, действовавших в пустыне. Ситуация складывалась не такая уж безоблачная. В тот момент, когда я уже приготовился посадить мой «шторх» в расположении итальянского главного штаба, где должно было состояться совещание, меня внезапно обстреляли с земли из пулеметов и орудий 2-сантиметрового калибра. Огонь велся с территории, которая, по идее, должна была находиться в наших руках. Оставшись в воздухе и лично проведя визуальное наблюдение, я еще до наступления темноты вызвал наши самолеты, чтобы те нанесли удар по прорвавшейся в наш тыл группировке противника, которая могла уничтожить тыловые колонны Африканской танковой армии. Отправившись прямиком в одну из летных частей, я объявил тревогу и поднял в воздух «штукасы», «Me-110» и истребители-бомбардировщики – практически все машины, находившиеся в тот момент на аэродроме. Наш воздушный налет оказался успешным. Противник понес чувствительные потери и был вынужден повернуть обратно. Когда наши машины совершили посадку в быстро наступающих сумерках, я обнаружил, что мы потеряли два из моих лучших, самых опытных и доблестных экипажей. Для меня это был тяжелый удар.

Позднее мы с Роммелем разошлись во мнениях по поводу опорного пункта Бир-Хашейм, за который крепко уцепились французские нерегулярные войска под командованием генерала Кенига и который представлял собой серьезную угрозу. Роммель вызвал воздушную поддержку, и в конце концов пикирующие бомбардировщики нанесли по Бир-Хашейму несколько мощных ударов с применением зажигательных бомб. Однако отсутствие координации между действиями авиации и сухопутных сил привело к тому, что и воздушные налеты, и последующие атаки пехоты не дали нужного результата. Тем не менее, наш с Роммелем спор по этому поводу помог нам урегулировать разногласия, и вскоре я уже мог поздравить моего коллегу с захватом Бир-Хашейма.

То, что немедленно после захвата оазиса Бир-Хашейм и короткой беседы со мной Роммель со своими танковыми частями отправился в направлении Тобрука, который вскоре был полностью окружен, свидетельствует, что он был полон энергии.

Успехи, достигнутые нашими сухопутными войсками и военно-воздушными силами в описываемой мной операции, следует считать одним из наиболее выдающихся подвигов в военной истории, а череда сражений, имевших место в ходе нашего наступления, фактически была пиком карьеры Роммеля. Итальянские войска также сражались хорошо.

Во время наступления на Тобрук нам придавали дополнительные силы предыдущие успехи. Дерзкий план операции, разработанный Роммелем и Хоффманом фон Вальдау, был осуществлен блестяще. Я дополнительно вызвал из Греции и с Крита все пикирующие бомбардировщики, какие только там были. В последний вечер перед наступлением я облетел все части ВВС и выступил перед личным составом каждой из них с рекордно короткой речью.

«Господа, – сказал я, – если завтра утром вы выполните свой долг, завтра вечером радиостанции всего мира будут передавать новость: Тобрук пал. Счастливой охоты!»

Время начала наступления было выдержано с точностью до минуты. Как только последняя бомба, сброшенная нашими бомбардировщиками, коснулась земли, наши сухопутные войска, действуя при мощной поддержке пикирующих бомбардировщиков и артиллерии, прорвали оборону противника и продвинулись вперед на такую глубину, что гавань оказалась в пределах радиуса действия нашего артогня. Тем не менее, противник сопротивлялся отчаянно, и не раз ситуация складывалась так, что было неясно, кто в итоге одержит верх. Но победа осталась за нами. Тобрук был захвачен, и эта новость облетела мир. Хоффман фон Вальдау был награжден рыцарским орденом Железного креста, а генерал Роммель, к возмущению итальянцев, произведен в фельдмаршалы. На мой взгляд, если бы его не повысили в звании, а удостоили высокой награды, это было бы правильнее. Наши потери были небольшими. Мы захватили большое количество пленных. Нашим войскам достались богатые трофеи в виде огромных запасов всевозможного военного имущества, включая продовольствие. Кроме того, обладание портом укрепило нашу систему тыловых коммуникаций и одновременно обострило проблему тылового обеспечения для противника. Британское командование действительно оказалось в отчаянной ситуации. Даже у военачальника менее опьяненного успехом, чем Роммель, это вызвало бы искушение продолжить давление на противника и преследовать его по пятам, поскольку в тот момент уничтожение всей британской группировки действительно казалось возможным. Но это было бы опрометчиво. Когда я 22 июня 1942 года посетил новоиспеченного фельдмаршала в его штабе в Тобруке, он отдавал своим офицерам инструкции, связанные с началом наступления на Сиди-Барани, к которому предполагал приступить в это же утро. Этот план совпадал с моим видением ситуации – за исключением того, что я, помимо прочего, считал необходимым еще и захват Мальты.