Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну а куда же уходят сточные воды? Нечистоты отводятся по сложной системе подземных труб, образующих густую канализационную сеть под улицами и зданиями Рима. Ее строительство началось еще в VI веке до нашей эры. Согласно некоторым античным авторам, в некоторых местах водосборные каналы столь широки, что по ним могут разъехаться две повозки с сеном. Вошла в историю инспекция, совершенная Агриппой, который значительно усовершенствовал канализационную сеть во времена Августа. Если верить источникам, на некоторых участках ему пришлось пробираться в лодке.
Главный же герой этого удивительного памятника гидроинженерной мысли древних – Большая клоака (Cloaca Maxima), главный канализационный коллектор Рима (частично действующий и в наше время). Первоначально она представляла собой канал под открытым небом, затем, в республиканскую эпоху, ее увели под землю. Длина клоаки – чуть меньше километра, причем траектория непрямая из-за необходимости обходить существующие постройки.
Размеры ее поражают воображение: в некоторых местах клоака кажется настоящим туннелем диаметром почти пять метров. Сюда собираются не только нечистоты, но и излишки воды из водопроводов, сточные воды терм, фонтанов и, разумеется, дождевая вода.
В этой связи надо сказать, что улицы имеют характерный «горбатый» профиль – как раз затем, чтобы дождевая вода, уходя в водостоки, стекала по обеим сторонам дороги и заодно «мыла» ее (эта изобретательная система мытья улиц, как ни удивительно, действует сегодня в Париже). Канализационные колодцы можно увидеть повсюду, часто они выполнены в форме головы речного бога, полуоткрытый рот которого «глотает» дождевую воду. Один из них известен во всем мире и явно является самым фотографируемым канализационным колодцем в мире – это «Уста истины», увековеченные в знаменитом фильме «Римские каникулы» с Грегори Пеком и Одри Хепберн.
Большая клоака вытекает в Тибр сразу за Тиберийским островом. Становится очевидным единственный изъян римской канализации: когда на Тибре паводок, уровень воды поднимается и она затопляет Большую клоаку, останавливая движение сточных вод, а нередко даже поворачивая его вспять. Тогда сточные воды поднимаются и выходят на поверхность через колодцы и сточные желоба на улицах и в помещениях… Разумеется, эта канализационная система не в состоянии обслужить целиком город с населением один или даже полтора миллиона человек, поэтому многие стоки стекают в выгребные ямы, которые периодически опорожняются (не будем даже пытаться вообразить условия работы), а их содержимое используется как удобрение.
Эта впечатляющая очистная система Рима, сравнимая с почками живого организма, – удивительно современное явление. Римляне, народ весьма прагматичный, с самого начала поняли, что высокая концентрация людей невозможна без эффективной канализации. И это много говорит о цивилизации, которая, хотя еще не знала о бактериях, поняла фундаментальное значение гигиены и чистоты, достигаемой простым использованием воды (этот аспект будет утрачен в Средние века и даже сегодня остается несбыточным идеалом во многих странах третьего мира).
На лбу блестят капли пота. С началом каждой схватки она морщится от боли, вена на шее, кажется, вот-вот лопнет от натуги. Женщина сидит на плетеном кресле с высокой спинкой, пальцы рук впились в подлокотники. Крики разносятся по дому, усиливая напряжение, из-за которого вот уже несколько часов жизнь в доме замерла. Рабы застыли в тишине в разных частях дома. Один из них, темнокожий, попавший сюда совсем недавно, глядит на товарища родом с Ближнего Востока, и во взгляде его огромных черных глаз читается вопрос. Тот, прикрыв веки, посылает ему успокаивающую улыбку. Хозяйка рожает уже не в первый раз. По дому, однако, разлито тревожное ожидание. После рождения трех девочек все в доме надеются, что в этот раз будет мальчик. Хозяину дома нужен наследник, чтобы было кому передать имущество и дела…
В подготовленной для родов комнате кроме нескольких верных служанок присутствует еще одна женщина. Волосы ее собраны на затылке, она присела на корточки у разведенных ног хозяйки и подсказывает, как дышать. Ее помощница, возможно дочь, обнимает роженицу со спины, мягко надавливая ей на живот во время схваток. На столе приготовлены кое-какие инструменты и компрессы на случай кровотечения. Имя акушерки – Скрибония Аттикс, она специально приехала в Рим из Остии, чтобы принять роды. Ее вызвал друг семьи, считающий ее присутствие гарантией благополучного исхода для ответственных родов. Сам он – известный архиатр (archiatrus), своего рода «главный врач». Надо заметить, что родами почти всегда занимаются акушерки, врачи-мужчины – крайне редко: причиной тому как исконная женская стыдливость, так и нежелание мужа видеть, как другой мужчина касается интимных мест его жены. Так будет продолжаться долго: помощь в родах и гинекологические процедуры будут оставаться в ведении женщин-акушерок и женщин-врачей. Сегодняшний случай не является исключением.
Муж акушерки – хирург, и он тоже здесь за работой, в другой комнате дома. Зовут хирурга Марк Ульпий Америмм. Ему около сорока, и он высоко ценится как врач. Сейчас он пускает кровь из ноги мужчине, брату хозяина дома. Кровопускания в большой моде в римскую эпоху. Кровь собирают в металлическую чашу, затем раб эту чашу уносит. Туго бинтуя рану, хирург оборачивается к архиатру, который все это время не сводил с него глаз – именно он преподал ему эту технику. «Главный врач» осматривает повязку, затем с удовлетворением глядит на молодого коллегу, и с его уст слетает лапидарная фраза: «Жизнь коротка, искусство долговечно», – словно он желает сказать, что искусство медицины и ее секреты не умирают, а передаются из поколения в поколение, от врачей к их ученикам.
Вернемся, однако, в комнату, где идут роды. Осталось уже недолго. Роженица, кажется, срослась с sedia gestatoria (да-да, родильное кресло тогда называлось точно так же, как теперь у нас в итальянском зовут церемониальный папский трон-портшез). В Древнем Риме рожали сидя. Никакой вам эпидуральной анестезии, никаких стерильных материалов, только легкие обезболивающие средства, когда это требуется: на протяжении всей Античности (и до самых недавних времен) роды представляли собой для женщины самую большую опасность. Она знает, что может лишиться жизни из-за кровотечения и инфекций (причина которых римлянам, не ведающим о существовании вирусов и бактерий, неизвестна). Даже сегодня в Африке каждая двадцатая женщина умирает в родах. В развитых обществах частота летальных исходов 1 к 2800…
– Потужься еще разок! – кричит Скрибония Аттикс.
Четвертое по счету дитя движется быстро. Несколько мгновений – и вот его голова с черными волосиками уже снаружи, но вокруг шеи обвилась пуповина. Случай крайне опасный: младенцу не поступал кислород, когда он выходит наружу, видно, что его лицо и тельце почти бурого цвета. Акушеркина дочь в ужасе округляет глаза, догадываясь о серьезности положения: ребенок не дышит и не шевелится. И какой странный у него цвет кожи. Вдобавок мальчик! Если он не выживет, как объяснить это отцу, с таким нетерпением ждущему наследника? Он наверняка обвинит в его смерти их с матерью… Тем временем Скрибония Аттикс не теряет присутствия духа: очевидно, она подумала то же самое и теперь призывает весь накопленный опыт, чтобы спасти малыша. Она поднимает новорожденного за ножки, но тельце висит как тряпка. Тогда она переворачивает его и хлопает по спинке, сначала легонько, затем все сильнее. Ей нужно вызвать у младенца дыхательный рефлекс, иначе будет слишком поздно. Мать наблюдает за разыгрывающейся драмой, бессильная что-то сделать, она даже не чувствует, как руки ассистентки от волнения железным обручем сдавили ей грудь. «Спаси его!» – кричит она. Не успела она закончить фразу, как новорожденный внезапно изогнулся, задергал ручками и наконец издал пронзительный вопль. Его маленькая диафрагма начинает ритмично сокращаться, и обжигающий поток воздуха впервые наполняет крохотные легкие. Громкий плач новорожденного разносится по всему дому. С малышом все в порядке. Все улыбаются, включая отца, сидящего в окружении родных за кубком вина. Никто не знает и никогда не узнает о драматическом моменте, который пережили присутствующие в этой спальне.