B конце мая 1907 г., в самую красивую пору, когда солнце еще не спалило всю зелень, в городе снова звучат выстрелы. Токари механических мастерских требуют сдельной оплаты, в которой им раньше было отказано. По мнению Гуннара Дальгрена, они добиваются сдельщины, чтобы взвинтить цены и тем самым показать свою силу, Гуннар запросил разрешение носить купленный им револьвер.

Непосредственный начальник Гуннара Дальгрена на заводе – Лидере Таусон, а над ними стоит финляндец Aapc Стигселиус (женатый на Рут). Чета Стигселиусов принадлежит к «высшему свету» поселка Петролеа.

Жизнерадостной девушкой Рут жила в семействе Хагелинов, где познакомилась со «Стикканом» и вышла за него замуж. Теперь ее жизнь протекает не только в кофепитиях и маскарадах, но и хозяйственных заботах, готовке, шитье, поддержании в порядке платья, в родах и присмотре за детьми все это сопровождается борьбой с нерадивыми няньками и горничными.

Рут более не считает Баку веселым городом. B письмах из Швеции, от сестры и матери, сквозит беспокойство за нее. И все же скандинавская колония пытается вести привычную жизнь. Рут берег корзину провизии и компанию из 11 человек, и все вместе они посещают татарские селения и храм огня. Матери она пишет: «Мы видели одну-единственную гревшуюся на камне змею и несколько крупных черепах, уже пробудившихся от спячки; скорпионов не было совсем. II вообще на земле никакой больше живности, зато с неба на нас всю дорогу лились тысячи птичьих голосов, а степь рассталась ковром из цветов».

Гуннар записывает в дневнике: «6 июня праздновали в клубе золотую свадьбу короля Оскара и королевы Софии, было очень мило. Накануне Ламберт послал им телеграмму от всей шведской колонии. Он же произнес краткую речь и предложил выпить за них, и мы, откричав “ура” грянули королевский гимн».

Ha следующий день: «В Баку застрелили еще шестерых, говорят, была стычка между грабителями и полицией».

8 июня «рабочие ходили в контору жаловаться, что их не переводят на сдельную оплату; похоже, к их требованию отнеслись благосклонно. Пришло распоряжение высокого начальника пешком перейти на сдельщину. Таусон вне себя. Послал за мной и допытывался моего мнения. Я отвечал, что, по-моему, перевести на сдельную оплату все работы сразу – перебор. Обязательно начнутся скандалы, тем более в нынешних условиях. Тогда Таусон велел остановить все сдельные работы. Ночью подстрелили датчанина, инженера Виссинга. Лежит в больнице с пулей в животе».

Спустя несколько дней: «Сегодня обзавелся документом на ношение револьвера. Наконец-то!

B городе бросили бомбу в полицейского».

Шведы готовятся к Ивановудню. «В 11 часов поехал на конке в поселок Петролеа, где пробыл до вечера. Помогал молодежи украшать майское дерево, делал фотографии, пил кофе у инженера Аландера. Ha другой день – никакого ощущения праздника. Опять досаждают пыль с песком. Нанес визит Мелинам, где меня приняли очень тепло. Фру Мелин – пышная женщина с изящными руками».

30 июня Гуннар пишет: «Чудесная погода, самое время для фотографирования в городе и на блошином рынке. Мне интересно бродить по рынку и наблюдать за народом. Подлинный театр. Каких там можно увидеть типов, каких наслушаться историй… После обеда был на кофе у фру Стиккан».

Из письма Марии, матери Рут: «Любезная моя Примула! Ты теперь живешь среди туземцев и татар, вдали от цивилизации и почты, а решиться на такое с малышками нужна большая смелость! Впрочем, я целиком полагаюсь на Лассе, уж он сумеет обеспечить вам безопасность; к тому же рядом должна быть Берта (видимо, фру Таусон. – Б.О.), и это меня утешает».

Рут в ответ: «У нас новая кухарка Таня, курящая… мне это совершенно безразлично, лишь бы не курила, когда стряпает. Мы с удовольствием едим самые разные фрукты, в последнее время больше чернику и чернослив. Говорят, в этом году невероятный урожай дынь. B саду обобрали дерево, которое обычно даст нам не меньше 14 килограммов абрикосов».

25 июня Гуннар Дальгрен записывает в дневнике: «Злосчастный день. Убили Таусона, кода он в половине восьмого утра ехал на завод. B конке было всего трое пассажиров: Таусон и Фальк сидели справа, Бликст – слева. И вот бегут двое молодых людей и вскакивают с той стороны, где сидел Бликст. Он уже сошел с конки, но, сделав всего несколько шагов, услышал выстрел. Обернулся: двое негодяев улепетывают. Видимо, на конке один из них (или оба вместе) повернулся и приставил револьвер к затылку Таусона. Три пули прошили ему голову, четвертая попала в грудь. T. умер мгновенно, не пошевелив пальцем и не пикнув. Потом уж он завалился на бок, и его подхватил Фальк. Еще трос мерзавцев прятались поблизости, причем всем пятерым удалось скрыться. Вдогонку выслали полицейских и казаков, но до сих пор никто не пойман. T. хотя бы умер без мучений, а вот семью жалко до слез: жену и дочь утешить некому. T был отзывчивым человеком, и рабочие его, мне кажется, любили, только жизнь здесь теперь копейка. Если существует загробный мир, какое возмездие ждет этих подонков? За границей, в том числе в Швеции, газеты много пишут о варварской строгости российских властей, но разве не нужно быть строгим с проклятыми убийцами?!

Да попадись мне эти гады в пыточном застенке, я бы им показал! Я просто не верил этому известию, пока сам не увидел простреленную, окровавленную голову Таусона. Вероятно, для меня, ближайшего помощника, его смерть страшнее, нежели для других сотрудников. И я невольно упрекаю себя, потому что не раз склонял T. к строгости. Почему они не убили меня – холостяка, к тому же мало ценящего жизнь? Почему надо было порушить счастливую семью? Сегодня был после работы на “Вилле” и заходил к Таусонам. Тяжко видеть горе супруги и дочери».

Далее Гуннар Дальгрен докладывает: «О задержании убийц пока не слышно. Интересно, насколько в этом замешаны наши рабочие. Многие из них, уверен, знали о готовящемся преступлении: уж очень спокойно они держатся, а кто помоложе, ходит довольный, с презрительной усмешкой на губах. Надо ж быть такими поганцами! Мне поручили временно взять на себя обязанности Таусона, но, Бог ты мой, сколько приходится писать и разбирать всякой писанины! Сомневаюсь, чтоб я мог занять его место хотя бы по недостаточному знанию языка».

27 августа Гуннар пишет: «Сегодня хоронили Таусона. Прощание в поселке Петролеа назначили на три пополудни. Собралась большая толпа, в основном из любопытства. B похоронах участвовали почти все служащие и большинство рабочих. Пастор сказал свое слово, после чего рабочие подняли гроб и должны были донесли его до катафалка, а пронесли до самого кладбища. Одних дрожек вытянулось в процессию штук двадцать, многие шли пешком или ехали на конке. B городе к шествию примкнул еще народ, вдоль улиц тоже выстроились провожающие. Когда гроб опускали в могилу, основная масса даже не успела дойти до кладбища. Здесь священник говорил на двух языках, по-шведски и по-немецки. Выступил и Лесснер, речь за Ламберта прочитал Тавастшерна. Ha могилу возложили груду венков. Фру T. держалась молодцом. Неприятное впечатление произвело лишь то, ЧТО со стороны рабочих в процессии участвовали и недоброжелатели – их ухмыляющиеся физиономии возмущали нас, шведов. Теперь Таусон покоится рядом со старым другом Хеллерстрёмом на горе по другую сторону Баку. Ходят слухи, такая же судьба ожидает еще одного нашего сотрудника, а именно Стахса».