Рут сообщает матери: «Вчера мы проводили Берту с дочерью Машей. Прощание было тягостным – и для них, и для всех нас. Пусть долгая дорога отвлечет их, а то обе совсем извелись, не могли ни есть, ни спать. Такого отъезда из Баку они наверняка не предполагали. Хорошо, что у них в попутчиках господин Кварнстрем, он взял их под свое крылышко, обеспечил билетами, местами для багажа и прочим. B Петербурге их, наверное, встретит Виви Эклунд, а через морс в Швецию будет сопровождать Бертина золовка Брита Таусон. Теперь у меня живет Лейла Кулльберг – до возвращения Бэрнъельмов. Лето она провела с Таусонами. Лейла – Бэрнъельмовская гувернантка, а еще она давняя подруга Маши и ее матери Берты. Мы будем по ним скучать, и все же я рада, что они уехали, тут им было невмоготу: каждую минуту что-нибудь напоминало о дорогом и любимом человеке и о том, каким страшным образом они его лишились. Жизнь здесь перестала быть веселой, но Лассе и слышать об этом не хочет, так что я помалкиваю. Только боюсь, рано или поздно здешний народ доведет нас до того, что все равно придется уезжать. Сейчас в поселке много солдат по поводу приезда Эклунда, и стоит ему высунуть нос из дому, как по крайней мере один идет следом. Хоть бы Эклунд уехал отсюда цел и невредим, потому что его тут крепко не любят. Фигге тоже вернулся домой. Хельга чувствует себя лучше, врачи подали надежду, что ее сердечная недостаточность пройдет. Сегодня отбывает на 5–6 недель Августа Аландер, так что из всего моего окружения тут остаются только молодые немки».

8 августа 1907 г. Рут получает следующее письмо от матери: «Любимая моя Рут! Новость, которую сначала принес в Швецию телеграф, а потом подтвердило твое письмо, безмерно печальна. Мыслями я день и ночь возвращаюсь к ней. Душа проникнута сердечным сочувствием к Берте и детям, тревогой и страхом перед тем, что еще может случиться. Направить выстрел точно в инженера Таусона должен был его личный враг, но говорят, врагов у него не было, хотя быть в этом уверенным не может никто. Какая жалость, что вы лишились Таусонов, это потеря для всей колонии, а теперь могут уехать и другие шведы… Похоже, в Баку наступает сезон, особенно тяжелый для здоровья. Бедняжка Карин, она не находит себе места, потому что режутся зубки. У нас по-прежнему часто идут дожди и довольно прохладно. C уборкой урожая еще не кончили, рожь в этом году созревает медленно».

И наискосок – приписано невесткой Лизой: «Отвечай скорее! A еще лучше – собрались бы и уехали вовсе из этого Баку!»

Снова из дневника Гуннара Дальгрена: «1 октября. Сегодня в Балаханах убит инженер Паккендорф, по дороге с четвертого промысла в контору. Похоже, тут задумали извести нас, шведов. И никто ничего не предпринимает, чтобы помешать убийствам. Паккендорф только что уволился с должности и собирался днями уехать в Швецию».

8 октября: «Тело Паккендорфа перевезли в Тифлис. Сам он хотел быть погребенным в Швеции, но переправлять труп через всю Россию крайне сложно. Теперь П. похоронят в Тифлисе, откуда родом его супруга. Говорят, он подвергался угрозам и преследованиям со стороны убийц, которые, если верить слухам, недавно пристрелили механика с этого же промысла. П. настаивал на их аресте. По дороге в контору П. и его спутники заметили убийцу, и П. вроде даже сказал: “Пора браться за револьверы”, когда прозвучал выстрел и П. ранило в руку. Они соскочили с конки, но следующий выстрел угодил ему в живот, П. упал. Финн Сундквист выстрелил в убийцу, тот в него, а потом Сундквист споткнулся и тоже упал. Убийца расстрелял обойму, спокойно прошел мимо лежащих и скрылся. Напротив на двух углах стояло по полицейскому, и они ничего не предприняли. Только когда убийца исчез, они бросились в погоню – слишком поздно п. разумеется, безуспешно. Сундквист тут же покинул Баку».

12 октября: «Сегодня ночью возле одного из наших заводов убит полицейский – его то ли застрелили, то ли прикончили ударами, Забрали револьвер. Балаханский управляющий Ваннебу говорит, что устал от такой жизни и хочет обратно в Швецию. Вильсон “получил предупреждение”… возможно, это тоже следует понимать как угрозу. Кто-то стрелял в окно к Тулину. Тулин теперь ночует в городе у Бэрнъельма».

B ноябре Рут пишет в Петербург Вильгельму Хагелину: «Поведение Берты (Таусон. – Б.О.) не укладывается у меня в голове. Я уже давно слышала про нее всякое, но отказывалась верить. Линдквпет из Карлсхамна твердит, что Берта должна получить состояние в 100 тысяч крон, на меньшее она не согласна. 25 тысяч у нее было, потом Товарищество выделило ей 60 тысяч и, кроме того, предоставило 12 тысяч ее сыну Хансу, для завершения военного образования. Когда Берта потребовала 76 тысяч крон, Товарищество (т. е. Эмануэль Нобель. – Б.О.) постановило выплатить ей эти деньги, но за вычетом Хансовых 12 тысяч. Я не понимаю Берту. Здешнее жалованье Андерса даже близко не дотягивало до шести тысяч в Швеции, и прослужи он хоть до 80 лет, Таусонам было бы не собрать капитала в 60 тысяч. Как бы ей не пришлось пожалеть о своем поступке! Моя кухарка малость сумасшедшая, отнюдь не услужлива и, похоже, любит выпить, зато готовит превосходно! Если так будет и дальше, я ее не выгоню».

Пожар на нефтяных промыслах в Баку

Участью Таусона пригрозили и еще одному шведу, инженеру Андерсону, который заведовал одним из промыслов. Вскоре его тоже застрелили на улице.

1908-й и последующие годы опять протекают тревожно для Европы. Летом 1909 г. в Швеции состоялась крупная забастовка. Она должна была парализовать всю государственную систему, а кончилась поражением профсоюзного движения. Шведскому министру иностранных дел Эрику Тролле уже чудится красный лик Финляндии, видятся темные, разрушительные силы, которые зреют там по мере ослабления царской власти. Русские опять занялись обрусением Финляндии и внушают Швеции безумный страх. Шведам кажутся опасными их желание иметь незамерзающие порты на севере и значение, которое они придают строительству железной дороги через всю Финляндию. Поскольку это касается также Норвегии, возобновляются шведско-норвежские контакты по вопросам совместной обороны, причем Швеция, даже при сохранении нейтралитета, хотела бы оставить себе возможность союза с Германией. Русские начинают укреплять Петербург, Рижский и Финский заливы.

B конце июня 1909 г. в Стокгольм прибывает с визитом Николай II. Обсуждается давняя проблема Аландских островов, по которой высказался и английский король Эдуард VII, также посетивший шведскую столицу.

Аландские острова входили в великое княжество Финляндское, однако населяли их шведы, которые не раз высказывали желание присоединиться к Швеции. Российское же правительство хотело приспособить острова для военных целей. Эта проблема не уйдет из большой политики до 1921 г., когда заинтересованные стороны заключат конвенцию о нейтралитете и демилитаризации Аландских островов – прежде всего благодаря твердой позиции, занятой Швецией.