А тогда, на первом курсе, она была гордячкой. Серенькой, ничем к себе не привлекающей, завязывающей волосы в пучок, носящей странные платья. И единственной дочерью в семье, привыкшей, что с ней носятся. Родители, мечтавшие о выгодном замужестве, только повздыхали, когда ребенок заявил, что пойдет учиться на волшебницу. И отпустили, надеясь, что дурь пройдет. Не прошла.

Расцвела Вики летом после первого курса: как-то резко выросла, обзавелась формами, от которых ладони у любого мужчины становились влажными – и даже преподаватели нет-нет да и поглядывали на задние ряды. Оказалось, что у нее грациозная походка, мягкие жесты и мимика, чудесные черные волосы, яркие и полные губы и большие миндалевидные карие глаза с такими длиннющими ресницами, что она была похожа на олененка. И одеваться Вики стала совсем по-другому, будто осознав свою красоту.

Старшекурсники осаждали красавицу роем, но она не спешила кому-то отдавать предпочтение. Общий ажиотаж не обошел стороной и их четверку. Парни присматривались к ней. И Мартин тоже: оборачивался на парах, замолкал, глядя на нее, шедшую с лекций в окружении девочек, и глаза его горели – как и всегда, когда он видел очередную жертву.

– Моей будет, – сказал Март как-то друзьям. – Сразу говорю, моя, руки не тянуть. Оторву.

– Не по тебе птичка, – насмешливо поддел его Александр. – Не размахивайся.

– Пари? – загорелся Мартин.

– А что, – лениво поддержал его Михей. – Давай. Макс, ты как?

– Одна, другая, какая разница, – тоном уставшего плейбоя произнес Тротт. – Вы как хотите, а я не участвую в заведомо проигрышных спорах. Да и неспортивно как-то. Это, Март, не наши обычные девки, а девочка из хорошей семьи.

– Да ладно, – фыркнул барон. – В раздетом виде они все одинаковые. Ну что, спорим?

– Я пас, – сказал Макс.

Остальные поспорили. До конца второго курса Март должен был уложить первую красавицу университета в постель. Иначе – убирать комнату два года. Каждый день. Для ненавидящего порядок блакорийца это было очень болезненно.

И началась осада. Вики с некоторым удивлением приняла ухаживания уже снискавшего себе славу женского угодника барона. Он отсылал свою стипендию матери и братьям – по тогдашним меркам она была очень неплохой, как у одного из лучших студентов. Старов, при всей своей жесткости, не жалел средств на поощрение талантливых молодых людей.

– Вы не должны думать о том, где взять деньги на жизнь, – нередко говорил он, – сейчас вы должны только учиться.

Март устроился на работу – подрабатывал, развлекая вечерами посетителей в одной из таверн иллюзиями и летающими кружками с пивом. И подбивал пьяных гостей на споры – предлагал метать в него ножи за золотую монету. Кто пробивал его защиту – получал весь банк. Видимо, тогда он и стал мастером щитов. Трудно не наловчиться защищаться, когда на кону жизнь.

На заработанные деньги он покупал цветы и подарки для Виктории. Внаглую оттеснил Викиных подруг и сел с ней за один стол. Помогал ей на практике. Провожал домой. Ввел ее в компанию – Вика не смогла устоять перед приглашением присоединиться к «элите» курса.

Друзья поначалу возмущались, но затем с удивлением обнаружили, что у девчонки острый ум и язычок и что ее присутствие вносит здоровую дозу азарта в их отношения и действует не хуже, чем изначальное соперничество. Она умела охладить их споры, на равных участвовала в политических и научных дискуссиях, храбро пила пиво за компанию и не возражала, когда Март словно нечаянно приобнимал ее или прикасался, становясь все настойчивее и смелее. Они все через некоторое время увлеклись ею, но Вики смотрела только на Мартина. У других шансов не было. Хорошая девочка влюбилась – им всем так казалось.

С началом странной дружбы между четверкой и «хорошей девочкой» пришло и гаденькое чувство вины. Хотя сдавать друга и их пари никто не решался, но, глядя на увлеченность фон Съедентента и доверчивость Виктории, все чаще им в головы приходила мысль, что все происходящее недостойно и неправильно. Одно дело – спорить на какую-то девку, другое – на ту, что стала своей.

Первым не выдержал Макс. Он наблюдал, хмурился – и однажды спокойно сказал Мартину, что тот поступает как подонок.

– Не завидуй, – огрызнулся барон, – не твое дело.

Малыш Тротт впервые тогда полез в драку, и после, когда ему залечивали синяки и когда они уже помирились, упрямо проговорил:

– Ты разве не понимаешь, что на таких, как она, только женятся?

– А может, и женюсь, – хмыкнул Мартин. – Только распробую.

Александру ситуация тоже не нравилась. Он пытался вывести блакорийца на разговор, желая понять, что друг чувствует, – но тот только огрызался и шел к победе.

Очень уверенно шел. Даже не блудил откровенно, оставив старшекурсниц и предпочитая сладких девочек из таверны, в которой работал, и заинтересовавшихся им состоятельных дам, одаривающих молодого любовника весьма щедро. «Вики – это другое, – косноязычно объяснял он, возвращаясь утром и смывая с себя запах сладких духов и секса, – это совсем другое».

Эти деньги он тоже отсылал матери.

Дар у Виктории был средненьким. Но она, глядя на друзей, тоже ударилась в учебу – оказалось, что у нее не меньше амбиций, чем у каждого из них. И ко второму семестру второго курса переехала в общежитие. Бедные родители приезжали почти каждый день, умоляли дочку вернуться домой, плакали из-за ее внезапного каприза, ужасались состоянию здания. Но у юной волшебницы оказался стойкий характер, хоть на нее и смотрели как на ненормальную: кто же по своей воле, имея возможность жить с родителями, переедет сюда?

В конце концов, после месяца уговоров, родители смирились. Отремонтировали на свои деньги весь женский этаж, проверили качество питания в столовой, выделили девушке на содержание кругленькую сумму и, договорившись, что все выходные Виктория проводит дома, с тяжелым сердцем оставили неразумную дщерь в гнезде пьянства и порока.

После этого друзья сблизились еще больше. Посиделки в комнате парней стали привычными и необходимыми. В университете шептались и нелестно отзывались о Виктории, но она делала вид, что не слышит, а парни доходчиво били лица распускающим слухи. Вики принимала участие в их вечеринках, училась отчаянно и страстно, гуляла с друзьями по Иоаннесбургу – и казалась совершенно счастливой. Нередко они уходили гулять вдвоем с Мартином и возвращались затемно, таинственные и довольные.

Гром грянул неожиданно для всех. Что у них случилось, Алекс узнал гораздо позже. А так барон просто пришел в воскресенье вечером и ровным тоном сообщил, что проиграл пари. И что сегодня же начнет уборку.

Убирался он с яростью человека, который совершил самую большую глупость в жизни.

– Я дурак, – коротко сказал он на вопрос Михея. – Я последний дурак на Туре, парни.

Виктория сразу перестала появляться в их компании. На расспросы Алекса и Макса отмалчивалась и пожимала плечами. Ее несколько раз видели с Мартином: блакориец что-то виновато и зло объяснял, о чем-то просил, но она только отворачивалась и уходила.