К 1459 г. Козимо полностью контролировал Флоренцию. Но даже несмотря на попытки сделать что-то хорошее для города (о чем пишет торговец Марко Паренти), пятно нелегитимности и незаконности осталось на нем навсегда.23 Как пишет в своих «Комментариях» папа Пий II, Козимо оставался «нелегитимным правителем» города и навсегда виновным в том, что держал «свой народ в жестоком рабстве».24 И как бы он ни старался подавлять оппозицию, какая-то часть населения всегда восставала против тех оков, которыми он его сковал.

Козимо отверг всякую возможность получения законной власти. И ему пришлось вдвое упорнее трудиться, чтобы создать искусственную ауру легитимности. С той же безжалостностью, с какой он прокладывал себе дорогу к вершине власти, он искал в искусстве нечто большее, чем неопределенную и сентиментальную форму респектабельности. Пиком долгой кампании тщательно продуманного меценатства стала фреска «Шествие волхвов в Вифлеем». Она должна была прикрыть многочисленные пороки Козимо. С потрясающим хитроумием Козимо направил художественные способности Гоццоли на устранение ужасного пятна тирании и сумел представить себя великодушным pater patriae, которому должны симпатизировать все здравомыслящие (т. е. доверчивые) граждане.

Учитывая те средства, с помощью которых Козимо установил контроль над Флоренцией, было очень важно, чтобы Галеаццо Мария Сфорца увидел в этих фресках убедительное доказательство власти Медичи. Демонстрируя стабильность и силу (абсолютно незаконные) положения своей семьи, Козимо с помощью визуальных образов устроил решительную демонстрацию силы. Все вращалось вокруг взаимной выгоды, и фрески Гоццоли стали визуальным компонентом большой игры, которая была бы вполне уместна в любой мафиозной драме.

Большой опыт подсказывал Сфорца и Медичи, что они нужны друг другу. В 1440 г. отец Галеаццо Марии, Франческо, установил контроль над Миланом, устранив своего соперника Висконти при поддержке Флоренции, которую обеспечил ему Козимо. Всего за год до этого в 1458 г. свой переворот осуществил Козимо, полагаясь на гарантии военной поддержки со стороны Франческо. Этот союз не только объединил два государства в мирное время, но и наделил два семейства властью перед лицом внутренних и внешних угроз. Чтобы союз сохранился, обе стороны должны были быть уверенными друг в друге. Зная, что можно положиться на флорентийскую поддержку, Франческо с легкостью обманул бы Медичи, если бы ему показалось, что другое семейство сможет лучше обеспечить его деньгами и дипломатическими связями. Продемонстрировав непоколебимую силу и стабильность власти Медичи с помощью «Шествия волхвов в Вифлеем», Козимо тонко подчеркнул, что его семья твердо контролирует город и все еще более чем способна выполнить свою часть сделки. Другими словами, фрески должны были сделать Франческо и Галеаццо Марии предложение, от которого они не могли отказаться.

Дав Галеаццо Марии воможность оценить глубокий смысл фресок капеллы, Козимо мог быть уверен, что, несмотря на его грязное и недостойное прошлое, ось Сфорца-Медичи останется крепкой как никогда. И действительно, несмотря на мелкие проблемы, в течение ближайших 20 лет эти отношения являлись основой итальянской политики. Важнее всего то, что Козимо знал: своего можно добиться не только сложными и утомительными переговорами, но и с помощью искусства.

Этот урок не прошел даром для Галеаццо Марии Сфорца. В 1466 г. он стал герцогом и сразу же заслужил репутацию утонченного мецената. Он во всем стремился превзойти Медичи, что признавали многие его современники. В нем они видели яркого, культурного правителя. Один из современников писал:

Галеаццо Мария Сфорца славился своей любовью к живописи. Он покровительствовал таким художникам, как Бонифаччо Бембо и Винченцо Фоппа. Он тратил деньги на коллоссальные проекты, например фрески в капелле Портинари. Периодически он устраивал поразительные праздники и вознаграждал тех, кто откликался на его предложения, с легендарной щедростью. Однажды, к примеру, ему захотелось иметь в своем дворце зал, украшенный изображениями «достойных людей», причем сделать это нужно было за одну ночь.26 И он не пожалел денег на то, чтобы исполнить свое желание. Но главной его любовью всегда оставалась музыка. При его дворе постоянно звучали прекрасные новые мелодии. Милан славился своими талантливыми музыкантами, преимущественно из Нидерландов, которых герцог заманивал к своему двору огромными деньгами.27

Страстное покровительство искусствам обеспечило Галеаццо Марии колоссальный авторитет в Милане с самого начала его правления. И даже тот факт, что отец его узурпировал власть, стал изглаживаться из памяти народа по мере того, как миланский двор становился одним из самых блестящих в Европе. Благодаря растущей репутации культурного левиафана Галеаццо Мария заслужил уважение и восхищение королей, пап, signori и олигархов, которым посчастливилось видеть или слышать произведения, созданные по его заказу. Связь между искусством и восприятием власти была насколько тесной, что Лоренцо де Медичи даже повесил портрет Галеаццо Марии кисти Поллайоло в своей спальне.

Но, как и Козимо де Медичи, Галеаццо Мария Сфорца попровительствовал искусствам для того, чтобы скрыть мрачную и неприглядную реальность. Это была дымовая завеса. Без сильного и жесткого отца, который мог держать его в рамках, Галеаццо Мария быстро превратился в садиста и сексуально невоздержанного социопата. Подозревали (и не без оснований), что он убил свою мать, Бьянку Марию.28 Жители Милана боялись герцога из-за его невероятной жестокости и абсолютной несдержанности. Поведение его было настолько ужасным, что его критиковал даже сам Макиавелли. Ему нравилось наблюдать за пытками – порой он сам причинял пытаемым самую сильную боль. Он уморил священника голодом. Но больше всего его боялись женщины его герцогства. Хотя говорили, что у него была гомосексуальная связь с послом Мантуи Заккарией Саджи, он мог принудить любую понравившуюся ему женщину к тому, чтобы она уступила его извращенным сексуальным наклонностям. Его не останавливали ни возраст, ни положение, ни брачные узы. Даже монахини не могли чувствовать себя в безопасности – Галеаццо Мария особенно любил вторгаться в женские монастыри и там выбирать себе жертвы.29 Неудивительно, что 27 декабря 1476 г. Галеаццо Мария был убит в возрасте всего 32 лет. Трое убийц сами были жертвами его выходок. Жену Джованни Андреа Лампуньяни и сестру Карло Висконти герцог когда-то изнасиловал. А образованного наставника Джироламо Ольяти, Колу Монтано, по сфабрикованному обвинению бичами прогнали по улицам города. Хотя правление Галеаццо Марии было недолгим, но удержать власть хотя бы в течение этого времени ему помогла преданность придворных и репутация покровителя искусств.

В молчаливом согласии, возникшем между Галеаццо Марией Сфорца и Козимо де Медичи, и в формах меценатства, которые позднее были использованы в Милане, «Шествие волхвов в Вифлеем» сыграло важную роль. Эта фреска в полной мере демонстрирует нам «возвышение мецената». С одной стороны, она символизирует завершение сложных процессов, которые изменили отношения между художниками и меценатами. В результате ряда радикальных политических и экономических перемен, связанных с крушением старой империи, появилась новая порода меценатов, которые не только придавали огромное значение просвещению как символу статуса, но еще и хотели и были способны использовать свое покровительство для того, чтобы окружить себя атмосферой абсолютной легитимности. Она работали в такой тесной партнерской связи с художниками, что могли считаться соавторами заказанных работ. Их можно считать соавторами искусства Ренессанса. Именно они вознесли искусство на неведомые ранее высоты, чтобы оно служило их потребностям.