— Как это пропал? — не понял Белочкин, приоткрыв правый глаз. — Куда пропал?

— Не знаю, — рыдала Марина Борисовна, — нигде его нет, ни дома, ни на даче, никто его уже больше недели не видел.

— Интересно, — сказал Иннокентий Петрович, медленно трезвея, — а морги ты уже обзванивала?

Уставившись на мужа круглыми глазами, благоверная зарыдала пуще прежнего.

— М-да, утешил, — констатировал Белочкин, встав с пола и подобрав ненавистную скалку.

— Ладно, завтра все выясню, успокойся, схожу к моему другу полковнику Толстолобову и все выясню…

Так закончился первый более-менее спокойный день в жизни Хрючевска.

— Вот такие пироги, Кеша, — подвел итог своему рассказу полковник, наливая по третьей рюмке коньяка, — улетел Убийвовк вместе с Воротиловым в космос, точнее, они его насильно связали и с собой увезли.

— Сволочи, — Белочкин с чувством опорожнил рюмку.

Намятые супругой бока неприятно ныли у него с самого утра.

— Надо выручать Бориску, — Чистильщик стукнул по столу кулаком, — урою гадов.

— Но как, — спросил Толстолобов, — как ты собираешься это сделать?

Белочкин моляще посмотрел на полковника:

— Помоги, Андреевич, ты же все можешь, я — то знаю. Не дай пропасть хорошему человеку, хоть он и продажный, Муня ведь совсем сиротой останется, только я у нее один непутевый.

— Так, коньяк мы больше не пьем, — сказал полковник, пряча бутылку, — помогу я тебе, лосю мичуринскому. Не знаю даже почему, но помогу. Симпатичен ты мне, Кеша, несмотря на то, что бывший киллер.

Белочкин после этих слов полковника буквально весь просиял.

— Слушай меня внимательно, — Толстолобов наклонился к самому уху Чистильщика, — значит так, сегодня вечером…

— Ты куда это, интересно, на ночь глядя намылился? — спросила Марина Борисовна, когда вечером ее супруг внезапно стал собираться в дорогу.

— Да в командировку еду, — небрежно бросил Белочкин, доставая из-под дивана футляр от скрипки, — на гастроли. Ростропович вот поиграть пригласил. Единственный концерт в Бердычеве дает, специально из-за границы приехал.

— Так ведь ты же любитель, — с подозрением сказала жена, — нот даже не знаешь, я вообще сроду не слышала, чтобы ты играл.

— Не-а, — ответил Белочкин, загадочно улыбаясь, — я, Муня, профессионал.

“Знаю я эти командировки, — подумала Марина Борисовна, — ох, только попадись мне, шельмец, на горячем”.

Когда Иннокентий Петрович наконец покинул свою квартиру, направившись к автобусной остановке, Марина Борисовна, накинув полушубок, незаметно выскользнула из подъезда следом за ним, пряча под одеждой верную скалку.

В автобус она ухитрилась сесть в тот же, что и Бе-лочкин, оставаясь при этом совершенно незаметной, но оно и понятно, кровь Бориса Богдановича, который конспиратор был тот еще.

Белочкин вышел на конечной остановке, на самой окраине города, что вызвало у крадущейся следом за ним жены весьма нехорошие подозрения и тревожные предчувствия.

Уж не серийным маньяком-убийцей был ее муженек?

“Хотя нет”, — сразу отбросила эту сумасшедшую мысль Марина Борисовна, с его слабым характером и чахоточным телосложением подобное было практически, в ее понимании, невозможно.

Так думала супруга, пробираясь вслед за Иннокентием Петровичем по темному лесу.

То, что она увидела на небольшой полянке, сначала повергло ее в ужас, а затем в страшный гнев.

На поляне стояла самая настоящая космическая тарелка с опущенным трапом, красиво мигая бортовыми огнями, и Белочкин невозмутимо направился прямо к ней.

— Так он мне изменяет с инопланетянками, — зло прошептала Марина Борисовна, и щеки ее от обиды медленно налились румянцем.

Капитан Синицын был уже на борту. Сидя в пассажирском кресле, он испуганно таращился на двух жутких инопланетян, один из которых был похож на адского клоуна, а второй и вовсе был говорящим медвежонком-коалой. Но приказ, как говорится, есть приказ, если по службе надо, заговоришь и с коалой.

Увидев зашедшего в кают-компанию Белочкина, капитан несказанно обрадовался.

— О, вы тоже со мной летите? — улыбаясь, спросил он.

— Ага, — кивнул Белочкин, устраивая тяжелый футляр от скрипки в свободном кресле, — будем гастролировать вместе.

— Здорово, — согласился Синицын.

— Меня зовут Рональд, — представился клоун, дурашливо кланяясь, — я ваш второй пилот, ик… И он с грохотом повалился на пол.

— Ничего, это с ним часто бывает, — спокойно прокомментировал коала, — понимаете, трудное детство, трясущиеся руки пьяной акушерки, скользкий подоконник…

Земляне согласно закивали.

— Спившийся интеллигент, — предположил Белочкин, подмигивая бледному капитану, — несоответствие полета мысли с недоросшей до гиганта общественной средой, это бывает.

Почесав ухо, коала задумался.

— Вполне возможно, — согласился сумчатый мишка, после чего деликатно представился, — меня зовут Фух с планеты Эйдан, я — первый пилот.

— Ну так как, мы летим? — с нетерпением спросил Белочкин. — Я сказал жене, что у меня срочная командировка в Бердычев, но если я не вернусь хотя бы через пять дней, то она поднимет на уши Интерпол.

— Ревнивая женщина — меч (та драматурга, — глухо изрек с пола пьяный Рональд.

— Н-н-но, к-к-как он п-п-поведет корабль? — заикаясь от страха, спросил капитан Синицын, указывая на второго пилота.

— А, не беспокойтесь, — махнул лапой Фух, — у нас все равно автопилот…

Когда Иннокентий Петрович Белочкин скрылся в космической тарелке, Марина Борисовна, изрыгая проклятия, с неотвратимостью рока ринулась следом за ним.

Осторожно взойдя по опущенному трапу на звездолет, она, вытащив из-под полушубка скалку, тихонько прокралась в глубь коридора, начинавшегося сразу после входа в тарелку, но по ошибке толкнула дверь не в кают-компанию, а в личную лабораторию Рональда, где на холостом ходу работал забытый коперфильдцем самогонный аппарат. Вдохнув исходящие от дьявольской машины пары, Марина Борисовна, ойкнув, свалилась на мягкий пол лаборатории, потеряв сознание и пропустив таким образом момент, когда трап, словно язык ящерицы, задвинулся в блестящий бок космической тарелки, и звездолет, тихо завибрировав, плавно взлетел в небо, разрезая на ровные куски стылый январский воздух.

Заброшенная свалка космических кораблей в Туманности Альбиноса выглядела удручающе.

Собравшиеся в кучи покореженного металла старые списанные звездолеты беспорядочно парили то тут, то там, и Бельды составляло немало труда осторожно лавировать между ними.