Между тем полковник Дюллар, симпатизируя польскому дворянину из-за его красивой сестры, советовал им не селиться возле залива. С ноября по март, говорил он, здесь дуют сильнейшие ветры с Черного моря. Они приносят на Босфор холод, дождь, нередко – и снег. В доме придется все время топить камины днем, а за ночь он будет выстывать, как айсберг.

Однако Флора не собиралась жить в Стамбуле далее ноября сего, 1788 года. Сказать об этом обходительному кавалеру Жану-Батисту Дюллару она, конечно, не могла, и придумала, будто море, впервые увиденное ею в Турции, очаровало ее навсегда. Она, жительница непроходимых белорусских лесов, влюбилась-де в широкую водную гладь и теперь мечтает о морском путешествии, пусть и небольшом. Полковник артиллерии расценил эти слова как намек, и пообещал Ванде Кухарской вскоре устроить прогулку с пикником по Босфору на гребной лодке, то есть на каике, или под парусами, то есть на фелюге.

Иногда Аржанова говорила своим противникам сущую правду.

Исходив Галату вдоль и поперек, она поняла, что покинуть селение иностранцев-христиан незаметно и внезапно можно только ночью и по воде. Поэтому она выбрала дом у залива, где до маленькой шаткой деревянной пристани было буквально два шага. Ворота в крепостной стене запирали ровно в девять часов вечера. Но вдоль берега французские и английские патрули по ночам ходили раз в три часа. Высчитать график их движения трудности не представляло. Точно так же, если озаботиться данным вопросом, можно задержать солдат у какого-нибудь другого пункта их обычного маршрута и тем увеличить интервал между обходами.

Инженер-майор Лафит Клаве, о деяниях которого Анастасии много рассказывали в штаб-квартире главнокомандующего Екатеринославской армии, пожаловал в гости к своему подчиненному инженер-лейтенанту Кухарскому через неделю почте того, как польское семейство обосновалось в доме на берегу бухты. Пришел он не один, а вместе с другими военными инженерами, находившимися в те дни в Галате: Антуаном Ронконом из города Монпелье и Клодом Мариотти из города Нима, как и он сам, развеселыми холостяками. Такая традиция существовала во французской общине, что каждый вновь прибывший сразу устраивал ужин для своих сослуживцев в целях лучшего и быстрого знакомства с ними.

Перед этим Аржанова с Глафирой, запершись на кухне, целый час обсуждали, как накормить до отвала и напоить допьяна четырех молодых и здоровых мужчин. Водка у них имелась, а именно – десятилитровый бочонок, бережно хранимый во всех передвижениях по Европе и представлявший драгоценный неприкосновенный запас. К водке решили прибавить красное сухое вино и темное пиво. Основное меню ужина составили из двух блюд польской кухни, с которой обе они основательно познакомились, два месяца проживая в Варшаве.

Первой шла «чернина». Так называлась горячая похлебка, изготовленная из гусиных потрохов, сваренных в бульоне вместе с сушеными яблоками, грушами, черносливом и… кровью того же гуся. Еще туда добавляли муку, корицу, гвоздику, майоран и в небольшом количестве – уксус. Осторожности требовало применение свежей крови. Если передержать кастрюлю на огне, то она сворачивалась, и вкус блюда менялся в худшую сторону. Подавали «чернину» с клецками.

«Фляки по-варшавски» были довольно дешевой и сытной едой из нарезанного полосками говяжьего рубца, вареных овощей и острых приправ. Только этот самый рубец приходилось сначала тщательно чистить ножом, солью и щеткой, промывать в нескольких водах и затем варить не менее четырех часов.

Все другое на столе ярко выраженного национального колорита не имело: сыр, салаты, паштет, запеченный в яблоках гусь, потроха и кровь которого пошли на «чернину». Кухарский, войдя в гостиную и увидев кулинарное великолепие в польском духе, радостно потер руки. Подобным образом Аржанова кормила его нечасто. Гости, явившиеся без опоздания, минута в минуту, тоже были приятно удивлены разнообразием и количеством еды, а также тремя запотевшими штофами с водкой, высившимися среди тарелок и блюд.

Казенный дом, к сожалению, украшала и казенная мебель. Потому хозяева и гости разместились за круглым столом в центре гостиной. Другого просто не имелось. При таковой конфигурации стола трудно определить место хозяина дома и рассадить потом гостей согласно правилам этикета. Пан Анджей сел там, где ему показалось удобнее. Справа от него села «сестра Ванда», слева – старший по чину гость, то есть инженер-майор Лафит Клаве. Практически они очутились друг против друга: Флора и создатель системы подземных галерей, минных колодцев и спусков, превратившей Очаков в крепость со страшными, смертоносными сюрпризами для нападающих.

Аржанова смотрела на приятное, энергичное лицо французского инженера и думала, что так называемая «подводка к объекту» в данном случае выполнена идеально. Закоренелый бюрократ и нудный канцелярист Турчанинов рассчитал все правильно и создал максимально удобные условия для завершения операции «Секрет чертежника». Но ведь, бывало, Анастасия злилась на действительного статского советника за чрезмерную придирчивость и мелочную дотошность. Зато сейчас, мысленно адресуясь к начальнику секретной канцелярии Ее Величества, она благодарила его и обещала работать так же профессионально, как он.

После первого тоста за доброе знакомство гости вплотную занялись едой. Их аппетиту во многом способствовала водка, налитая уже при первом тосте в стограммовые стеклянные стаканчики. Кухарский советовал им запивать «чернину» и «фляки по-варшавски» темным пивом, и вскоре атмосфера за столом сделалась совсем непринужденной, веселой, дружелюбной.

Прислуживали гостям переодетые в ливреи корнет Чернозуб, унтер-офицер Прокофьев и Сергей Гончаров. Перед ужином Анастасия спросила белого мага, не претит ли ему подобное поручение.

– А что вы теперь задумали, ваше сиятельство? – поинтересовался колдун.

– Всего один человек из трех нужен мне, – ответила курская дворянка. – Я покажу его вам, Сергей Васильевич. Как лакей, вы станете у него за спиной, будете наливать ему вино, подавать блюда. Смотрите и слушайте внимательно. Я хочу знать, каков он. Разговор у нас, конечно, пойдет на французском языке. Но некоторые фразы я смогу переводить, якобы давая поручения лакеям и следя за правильным чередованием блюд…

Вечер у вновь прибывшего инженер-лейтенанта Кухарского сразу понравился французам. Они уже слышали о его красавице-сестре, к тому же незамужней. Сейчас рассказы подтверждались. Пани Ванда действительно была обворожительна, умело вела беседу, остроумно шутила. Разумеется, она кокетничала с бравыми инженерами, но не выходя за рамки строгого этикета. Сам пан Анджей показался им человеком немного скованным, мрачноватым, не очень-то радующимся светским успехам своей сестры.

Впрочем, знаменитое хлебосольство и сердечное гостеприимство славян, о котором французы слышали не раз, тут нашло свое замечательное воплощение. Кушанья отличались тонким вкусом, напитки – крепостью, и ужин продолжался, все более сближая его участников.

Антуан Ринкон и Клод Мариотти, несмотря на действие водки и темного пива, уже понимали, что у них нет ни малейшего шанса относительно прелестной Ванды. Нрав начальника они отлично знали. Необщительный и высокомерный, Лафит Клаве слишком любил работу и слишком дорожил своими изобретениями, чтобы обращать на кого-нибудь особое внимание. Но, видимо, сейчас что-то его зацепило. Он не сводил темно-карих глаз с лица польской красавицы. Однако она тем не смущалась и, улыбаясь, оживленно разговаривала с соседом по столу справа, каковым являлся инженер-капитан Мариотти.