Барон заморгал. За свою жизнь — не слишком долгую по меркам Звездной империи — ему довелось стать свидетелем многих схваток… да и не только свидетелем. Он видел даже сражения киборгов из звездного скопления Цей, способных управлять гравитацией с такой же легкостью, с какой люди управляют собственным голосом. Но то, что проделывал этот бородатый коротышка с именем, о которое можно сломать язык… Так могло танцевать полуразумное живое существо.

Так нельзя драться!

Эту фразу Тоар Гемельсоирский из рода Лоупов прошептал как раз в тот момент, когда коротышка покинул зону обзора камеры. Следующая камера перехватила его, и он, как по волшебству, появился в противоположном углу экрана. Но перед глазами барона все еще стояла прежняя картинка: восемь здоровяков в одинаковых кожаных масках, неподвижно лежащих на сером стоунитовом полу.

Тоар повернулся к Старшему смотрителю. Но толстяк, который, подобно всем подданным барона Пако, привык ловить каждый взгляд своего повелителя, как будто ничего не замечал. Он стоял, опустив голову, и скорбно смотрел на свое брюхо.

— Отто, — мрачно произнес барон. — Парализующее поле на него тоже не действует?

Отто Чаруш, не поднимая глаз, пожал плечами и тяжело вздохнул.

Распорядителя Менгу этот вопрос, похоже, уже не волновал: у него просто не оставалось выбора. Узкая шестипалая ладонь накрыла невидимый пульт. В ту же секунду бегущий по коридору маленький гладиатор вдруг споткнулся, неуклюже упал и больше не шевелился.

В холле стало очень тихо. Казалось, воздух превратился в какую-то прозрачную субстанцию, в которой каждый звук разносится с невероятной отчетливостью, и можно едва ли не почувствовать друг друга на расстоянии.

— Действует… — проговорил в наступившей тишине распорядитель тюремного корпуса.

Барон посмотрел на него, как на кусок хендрика, случайно прилипший к сапогу.

— У тебя там живые еще остались? — буркнул он, обращаясь к Менге.

Металлическая маска церемонно качнулась. По обычаю расы, в традициях которой был воспитан Менга и название которой не смог бы произнести даже специально прооперированный лингвист, такой вопрос считался в высшей степени неприличным. С другой стороны, те же традиции предписывали строгое соблюдение правил в чужом доме, а при возникновении противоречий следовать путем наименьшего сопротивления. Какова может быть цена сопротивления барону Пако, Менга знал не понаслышке. К счастью для смотрителя, барон даже не подозревал, насколько оскорбительным считался кивок вместо ответа на вопрос.

— Отлично, — объявил барон. — Пусть закуют стервеца в кандалы и доставят в пыточную. Да побыстрее, пока не оклемался.

Он отключил передатчик, сунул его вместе с пластинкой-экраном феду и зашагал через холл к выходу.

Отто Чаруш робко оторвал взгляд от собственного брюха и покосился на повелителя. Он мог бы сказать, что гроза миновала… Увы, никто во владениях барона Пако не мог сказать это с уверенностью. Никто — начиная с младенцев в родильных камерах, яйцах, икринках и материнских утробах и кончая стариками, чьи дни была не в силах продлить даже медицина. Тем не менее нашлось существо, которое, возможно, сыграет роль громоотвода. А может, и не одно… Распорядитель Менга — почти наверняка. И его гладиатор Мехмед Каты.

При мысли о гладиаторе Старший смотритель с трудом сдержал стон. Отправив его на эти соревнования, он собственными руками зарезал хэнака, несущего металлические яйца! Кто мог знать, что проклятый Арран поставит его в пару с лучшим гладиатором барона? Хотя он сам виноват: не надо было так расхваливать своего бойца. А теперь… Сделанного не воротишь. И просить барона, чтобы тот пощадил непокорного гладиатора, бесполезно. Барон и вправду щепетилен в том, что касается кодекса поединков. Ему тоже не раз приходилось терять воинов. Гибель на арене — дело обычное… Неужели этот волосатый трабб не мог просто прирезать баронова гладиатора? И меч уже был в руке… Так нет, поболтать ему, понимаешь, захотелось! Вот и поболтает — с пыточных дел мастером!..

Кстати… а почему пытки?

Эта мысль пришла Старшему смотрителю в голову так неожиданно, что он споткнулся.

Кое-кто из знати питал слабость к виду чужой боли, но за бароном Пако такого, похоже, не водилось. А если и водилось, он достаточно владел своей страстью, чтобы тешить ее лишь в тех случаях, когда это было оправдано необходимостью наказать преступника… Или развязать ему язык.

Вот что самое скверное! В том, что гладиатор будет казнен, Отто почти не сомневался: он слишком хорошо знал своего господина. Но — именно казнен, а не убит, не замучен до смерти! И даже пожелай барон заменить казнь наказанием, экзекуция будет проведена публично, во время очередного представления в цирке. До этого он держал бы непокорного воина под замком. В этом случае Старший смотритель мог надеяться, что повелитель, расправившись с бунтовщиком, утолит свой гнев. Если же гладиатора потащили в пыточную, это означает лишь одно: барон Пако уверен, что проклятый Мехмед Каты что-то знает.

А под пытками человек может рассказать много любопытного. Причем опытные палачи умеют делать так, чтобы их жертва не присочиняла… само собой, когда того не требует ситуация. И будет очень обидно, если он, Старший смотритель Отто Чаруш, не сможет воспользоваться полученными сведениями… по какой бы то ни было причине.

— …Да что ты так медленно, Отто? — прервал его размышления голос барона. — Право, тебе надо больше двигаться. Может, издать указ, запрещающий смотрителям пользоваться платформами?

Чем-чем, а своей платформой Отто Чаруш не отказался бы воспользоваться: угнаться за разгневанным бароном и его рослыми охранниками было нелегко. Увы, в данный момент она стояла на внутренней стоянке цирка. Старший смотритель бросил на своего господина взгляд, исполненный муки, но так и не придумал, что ответить. Барон мог как бы в шутку завести разговор о кардиостимуляторе или сервокостюме, а приобретать их у Отто Чаруша не было ни малейшего желания. После этого он не мог бы при случае сослаться на нездоровье или пожаловаться родителям Лутты, что его в очередной раз довели до сердечного приступа. Самое главное, что он не притворялся, что можно было легко доказать, не прибегая к подкупам и взяткам. Ради этого, пожалуй, стоило таскать на себе два собственных веса в виде жира и ссориться с придворным лекарем. Но за удовольствия приходится платить.

Спасение пришло нежданно. Из-за стены пыточного корпуса вылетела чрезвычайно изящная платформа. Через миг охранники, схватившиеся было за рукояти мечей, успокоились, узнав гостя: то ли по платформе… то ли по кислой мине, которую барон не потрудился скрыть. Потому что скрывать чувства, которые он испытывал к Гельму Орксиллу, не имело смысла. Впрочем, Гельм по этому поводу не слишком переживал: у него были другие приоритеты. Достаточно было, что барон не выходил за рамки приличий. Не будучи подданным барона Пако, этот мохнатый длинношеий франт являлся одним из самых влиятельных жителей Диска. Он был главным торговым представителем графа Сувари, правителя системы Они-Сакура — вернее, соглядатаем, согласно сведениям Канцелярии Всеведения.