— Я искал вот это.

Он махнул рукой, стараясь, чтобы голос его звучал невозмутимо и даже равнодушно. Перед глазами у него плавали белые круги, знакомая прелюдия к приступу головокружения. Он заставил себя взглянуть через край платформы. Чем скорее все это закончится, тем лучше.

— Что именно?

Клара всматривалась в лес, со всех сторон обступивший место, где погибла Джейн. Гамаш почувствовал, как в нем поднимается раздражение. Неужели она ничего не видит? Или она так шутит? Солнечные лучи отбрасывали на землю длинные тени, в их неверном свете перспектива искажалась, лес покрылся дымкой, и тут она увидела.

— Ага. Просека в лесу, вон там. Вы ее имели в виду?

— Это оленья тропа, — поправил ее Гамаш, медленно пятясь от края платформы и нащупывая ствол дерева позади себя. — Ее проложили олени, они ходят здесь из года в год. Они очень похожи на железные дороги в Швейцарии. Вполне предсказуемые. Из поколения в поколение они пользуются одной и той же тропой. Вот почему засидка была построена именно здесь. — Он почти забыл об охватившей его панике. — Чтобы следить за оленями, идущими по тропе, стрелять в них. Но тропа почти невидима. Вчера весь этот район прочесывали опытные полицейские, и никто из них ничего не заметил. Никто и не заподозрил, что через весь лес тянется узенькая тропинка. И я тоже. А вот вы должны были знать, что она здесь есть.

— Я действительно знала, но совершенно забыла об этом, — ответила Клара. — Питер как-то приводил меня сюда, но это было давно. Мы видели и эту засидку. Но вы правы. Только местные знали о том, что здесь можно найти оленей. Убийца Джейн стрелял в нее отсюда?

— Нет, эта клетка не используется вот уже много лет. Я уверен в этом, хотя, конечно, дам команду Бювуару все хорошенько осмотреть. Убийца стрелял в мисс Нил из леса. Он прятался там или потому, что поджидал оленей…

— Или потому, что поджидал Джейн. Вид отсюда открывается просто невероятный. — Клара повернулась спиной к оленьей тропе и взглянула в противоположном направлении. — Виден даже дом Тиммер.

Гамаш, несколько удивленный резким поворотом разговора, тоже повернулся, но медленно и осторожно. Естественно, отсюда была видна шиферная крыша старого дома в викторианском стиле. Внушительного и по-своему красивого, со стенами из красного кирпича и огромными окнами.

— Отвратительное зрелище. — Клара вздрогнула и направилась к лестнице. — Жуткое место. На тот случай, если вам интересно… — Она развернулась, готовясь начать спуск, и взглянула на Гамаша. Лицо ее теперь скрывалось в темноте. — Я понимаю, на что вы намекали. Тот, кто убил Джейн, — местный житель. Но дело не только в этом.

— «Простишь ли грех, в котором я зачат? Он тоже мой, хоть до меня свершен, и те грехи, что я творил стократ и днесь творю, печалью сокрушен? Простил?.. И все ж я в большем виноват, и не прощен!» — процитировал Гамаш. — Джон Донн, — пояснил он, радуясь тому, что сейчас спустится на землю.

Клара уже наполовину скрылась в люке в полу. Она пробормотала:

— Я помню эти строки, мы проходили его в школе. Откровенно говоря, стихи Руфь Зардо кажутся мне более подходящими в данном случае:

Я сохраню все это в себе; мучения, гниение и яд;

Но я на самом деле славный человек, добрый, любящий.

«Убирайся прочь, мать твою». Ой, прошу прощения…

— Руфь Зардо, вы говорите? — не веря своим ушам, переспросил Гамаш. Клара только что процитировала строки одного из его любимых стихотворений. Опустившись на колени, он продолжил:

…это ускользнуло от меня, исчезло,

Но я буду стараться, вот увидишь.

Ты не можешь заставить меня говорить.

Я просто уйду подальше, туда,

где ты никогда не найдешь меня,

Где не сможешь сделать мне больно

И не сможешь заставить меня заговорить.

— Вы хотите сказать, это написала Руфь Зардо? Подождите минутку…

Он вспомнил о визите к нотариусу и о том недоумении и чувстве дискомфорта, которое испытал, услышав имена душеприказчиков Джейн. Руфь Зардо, урожденная Кемп. Выходит, Руфь Зардо — это та самая лауреат литературной премии генерал-губернатора Руфь Кемп? Одаренная писательница, которая сумела дать определение великой канадской двойственности переживаний, смятения чувств, пресловутого сочетания любви и ненависти? Которая имела мужество озвучить и выразить невыразимое словами? Руфь Зардо.

— А почему вы вспомнили именно это стихотворение Зардо после того, что мы только что видели?

— Потому что, насколько мне известно, в Трех Соснах живут хорошие люди. Но эта оленья тропа предполагает, что у одного из нас внутри, скрывается гниль, яд и разложение. Тот, кто убил Джейн, знал, что стреляет в человека, и хотел, чтобы все выглядело как несчастный случай на охоте. Вроде как кто-то поджидал оленя, который должен был пройти по тропе, и случайно подстрелил Джейн. Но проблема заключается в том, что, имея в своем распоряжении только лук и стрелы, нужно подойти очень близко. Достаточно близко для того, чтобы видеть, в кого ты целишься.

Гамаш кивнул в ответ. Значит, она поняла все. Ирония состояла в том, что из засидки, скрытой от посторонних глаз, они внезапно увидели все с пугающей ясностью.

Вернувшись в бистро, Гамаш заказал горячий сидр и пошел к себе умыться. Он долго стоял над раковиной, подставив замерзшие руки под струю горячей воды и вытаскивая занозы из царапин. После этого он присоединился к Кларе, которая сидела в кресле у камина. Она неспешно потягивала пиво и листала его «Большую охотничью книгу для мальчиков». Она положила книгу на стол и подтолкнула к нему.

— Очень умно с вашей стороны. Я совсем позабыла о засидках, звериных тропах и тому подобном.

Гамаш обхватил обеими руками кружку с горячим ароматным сидром и ждал. Он чувствовал, что ей необходимо выговориться. После минутного и такого уютного молчания она кивнула головой в сторону зала.

— Вон сидят Питер с Беном. Я не уверена, знает ли он, что я уходила.

Гамаш оглянулся. Питер разговаривал с официанткой, а Бен смотрел на них. Но не видел. Он смотрел на Клару. Заметив, что Гамаш поглядывает на него, он отвел глаза.

— Мне нужно вам кое-что сказать… — начала Клара.

— Надеюсь, это будет не прогноз погоды, — улыбнулся старший инспектор. Клара выглядела смущенной и растерянной. — Продолжайте, — подбодрил он ее. — Это касается засидки или оленьей тропы?

— Нет, сначала мне надо поразмыслить над этим. Все получилось слишком неожиданно, пусть даже я не страдаю приступами головокружения.

Она тепло улыбнулась, и Гамашу осталось только надеяться, что ему удалось не покраснеть. А он-то думал, что ничем не выдал себя! Ну что же, еще кто-то будет знать, что он — далеко не идеальная личность.

— Что вы хотели мне сказать?

— Я хотела поговорить с вами об Андрэ Маленфане. Вы должны его помнить, это муж Иоланды. За ленчем я подошла к Иоланде, чтобы заговорить с нею, и слышала, как он смеялся надо мной. Это был очень необычный звук. Какой-то замогильный и пронзительный. Мерзкий и отвратительный. Именно этими словами Джейн описывала смех одного из мальчишек, которые швырялись навозом.