Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И злобный рокот «братишек».
Глава 28. Дмитрий
Две недели спустя
Резкий звук и яркий свет вырывают меня из серого небытия.
— Твою мать… — пытаюсь закрыться от слишком яркого света, попутно опрокидывая несколько пустых бутылок со стола.
— И твою тоже, — в ответ мне раздается строгий голос мамы.
Голову сжимает тупой болью.
Прохожусь пятерней по лицу, сминая до боли кожу и протирая заспанные глаза.
— Я занят, — тянусь за полупустым графином.
— Я вижу, — она подхватывает графин раньше меня и наливает янтарную жидкость в пузатый бокал.
А потом залпом выпивает до дна.
— Ржавый на тебя плохо влияет, — я морщусь, когда она громко ставит бокал на столешницу.
— Ты собираешься бухать и дальше? — она игнорирует мое замечание.
— Других дел у меня пока нет, — закрываю глаза, стараясь унять подступающую тошноту.
— Дима, скажи мне, ты всегда был таким дураком, или это русский воздух на тебя так подействовал?
Поперхнувшись воздухом, поднимаю взгляд на мать.
— Не понял?
Она тяжело вздыхает и аккуратно опускается на краешек кожаного кресла.
С минуту моя мать смотрит на меня долгим нечитаемым взглядом, потом кивает каким-то своим мыслям.
— Мальчики, вы нам не поможете? — она повышает голос, и в ту же секунду тяжелая дубовая дверь распахивается, и в кабинет врываются двое смутно знакомых громил в байкерских робах.
Голова раскалывается. Уроды, не могли потише.
Эти двое верзил подлетают ко мне и подхватывают под руки.
— Руки!!! — пытаюсь вырваться.
— Тебе надо прийти в себя, а у меня нет времени ждать, пока ты сам протрезвеешь, — вслед нам говорит мама.
— Я вас размажу, — реву я, пока бугаи тащат меня по коридору.
Что они задумали? Погодите, я только…
С пинка открывается дверь в мою комнату. Следующая с грохотом отлетает в сторону дверь в ванную.
— Урою, — гремит мой голос, пока один открывает на полную вентиль холодной воды, а второй за шкирку подставляет меня под ледяные капли.
В груди вспыхивает ярость! Сволочи! Убью!
Холодные струи с силой бьют по голове, ледяными ручьями стекают за шиворот и бегут по спине.
В глазах темнеет от злости, сжимаю ладони в кулаки.
— Остынь, птенчик, — слышу хриплый голос.
— Рыжий, завали. Дима, успокойся, мы помочь хотим, — огромные ручищи встряхивают меня словно котенка.
Из груди вырывается стон. Изворачиваюсь и заношу кулак.
Противник не отходит. Отпускает ворот моей рубашки и угрюмо смотрит на меня.
Читаю в его взгляде разочарование. Плевать, я уже устал от осуждения и презрения.
Никто не может упрекнуть меня больше, чем корю себя я сам.
Бросаюсь вперед. Удар точно приходится в челюсть.
Кулак отдается тупой болью.
Здоровяк морщится, но не отступает. Его ладони сжаты в пудовые кулаки, но он не поднимает их.
— Защищайся! — кричу я. — Или я выбью из тебя все дерьмо.
— Саныч, ты сдурел? — слышу позади голос Рыжего. Точно Рыжий!
— Не лезь, — грубо прерывает его мой противник. — Давай, сынок, попробуй.
Я тут же бросаюсь вперед, заношу кулак, но бородач перехватывает меня раньше.
Мощные руки обхватывают мой торс и пытаются приподнять над полом.
Упираюсь двумя ногами и наношу один за другим удары по его бокам.
Он шумно сопит, но не отпускает меня и не бьет в ответ.
— Тебе плохо, да, пацан?
— Отвали! Мне не нужны няньки!! — рычу со злостью.
— А Люсе? Кто нужен ей?
Грубый голос, врываясь в мое сознание, отрезвляет.
Замираю. Перед глазами плывет ЕЕ образ.
С горящими щеками, с грязными разводами от пыли и слез на лице и с глазами, полными боли и ненависти.
Такой я видел ее в последний раз.
Сердце сжимается от тоски.
Опускаю кулаки и отступаю на шаг. Никто мне не мешает.
— Точно не я… — откидываю пятерней со лба мокрые волосы.
— Дима, — строгий мамин голос заставляет отступить байкеров. — Ты любишь Люсю?
Поднимаю голову и встречаюсь сразу с тремя напряженными, ждущими ответа взглядами.
— Люблю…
— Тогда какого черта сидишь тут и жалеешь себя? — Рыжий подхватывает пустую бутылку с тумбочки и обнюхивает горлышко.
— Она меня не простит…
— А ты пробовал попросить прощения? — голос мамы на удивление строг.
— После всего, что я сказал и сделал…
— Дима, любящее сердце способно понять и простить, — спокойно говорит мама.
— Но она уехала…
— И я бы уехала! — ее голос повышается, наливаясь сталью. — Ты повел себя, как круглый идиот!
— Она выдавала себя за другого человека, претендовала на чужое наследство, продала твою брошь, собиралась нанять киллера… — перевожу дыхание.
— Никто из нас не идеален, — меня бесит ледяное спокойствие матери. — Ты вот, например, обещал ее пристрелить.
— Она должна была объясниться, — снова вспыхиваю я.
— Она ничего тебе не должна, — грубо обрывает меня Рыжий.
— Она должна была мне все рассказать! — реву я.
— А ты стал бы слушать? — мама складывает руки на груди и вопросительно поднимает брови.
— Я… — не стал. Я не стал ее слушать, когда она хотела рассказать.
— Вместо того, чтобы сидеть и жалеть себя, ты должен был ее остановить!
— Лечь под поезд? — рычу я, осознавая, что она права.
— Я бы лег, — пожимает плечами Рыжий. — И Андрей бы лег. Только смысл?
Поднимаю на него взгляд, внутри кипит ярость. Я готов испепелить его, ударить, прибить…
Но парень спокойно выдерживает мой взгляд и презрительно кривит губы.
— Я надеялась, что ты окажешься умнее, — говорит мать и разворачивается, собираясь уходить. — Значит, я ошиблась.
Саныч и Рыжий недовольно фыркают.
— Я не знаю, как все исправить, — признаюсь в том, что выжигает мои внутренности уже две недели. Опускаю взгляд на сжатые в кулаки ладони. — Я боюсь, что она меня не станет слушать…
— Отлично, — голос мамы становится довольным. — Хватит жевать сопли. Твой поезд через час.
— Не понял?
— Ну ты же не думал, что я позволю тебе потерять такую замечательную девушку? — мама хитро улыбается. — Я сразу поняла, что тебе нужна именно она. Живая и непосредственная, чтобы держать тебя в тонусе. Всегда.
— Стоп, — трясу головой. — Ты что, давно все спланировала?
— Ну не совсем все. И все пошло немного не по плану… Но, да.
— Мама!!!
— Саныч, у нас есть время на еще одно принятие душа! — она быстро разворачивается и бежит к выходу.
— Понял! — рапортует байкер ей в след.
— Урою…
Глава 29
Бешеный день. Все сегодня, как с цепи сорвались. Голодные и злые.
Подхватываю очередной поднос и несусь в зал.
Неожиданно и совсем без причины кончики пальцем немеют, а сердце гулко бьется в груди.