Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Последнюю из своих обезболивающих таблеток Мария проглотила в Огайо. Кажется, они назывались «викодин».
— Маловато тебе дали, — сказал я.
— Должно было хватить на неделю, а хватило только на шесть дней.
— Но у тебя же четыре ребра сломано! И еще легкое… Почему больше не выписали?
— Выписали. Но я не успела взять.
— Вон что.
И как же теперь быть? Вызвать ей врача на следующей станции? Позвонить в аптеку, где остался ее рецепт, и попросить, чтобы оттуда сообщили в какую-нибудь аптеку на нашем пути? Ну да, а если мы ни разу не остановимся возле аптеки? О-о нет! Нельзя этого делать. Мы же решили не оставлять ни единого следа для Карла.
Оставалось одно:
— Давай я на следующей остановке сбегаю в аптеку и куплю «тайленол» или что там дают без рецепта? «Адвил»?
— «Адвил» — лучше, чем ничего, — согласилась Мария.
На следующей остановке не вышло. Рядом со станцией не было ничего, кроме киосков с напитками и всякой съестной всячиной.
К тому времени, когда автобус затормозил на следующей станции, Мария уже умирала от боли. Она не жаловалась, но я видел, до чего ей больно. По лицу видел. И вдобавок она не взяла Натали к себе на колени — та все время крутилась и толкалась головой прямо в больные ребра. Натали пришлось сидеть между нами, и это ее совсем не обрадовало. Она сопела-сопела, а потом разревелась всерьез, и весь автобус кидал на нас злобные взгляды.
Зато в этот раз станция оказалась прямо на главной улице городка. Какого именно городка — понятия не имею. Я даже не скажу, какой мы штат проезжали. Главное — через пару домов я увидел рынок.
Я промчался мимо открытого итальянского ресторанчика и эконом-магазина и купил на рынке в аптеке большую упаковку — в 120 таблеток — «адвила» на деньги Делайлы, которые я спрятал поглубже в карман джинсов, вместе с запиской про храброго воина.
Бегом возвращаясь назад, я затормозил у магазинчика, перед витриной с манекеном в длинном зеленом пальто с меховым воротником. Интересно, отстегивается или нет? — мелькнула мысль. Что-то меховое манекен держал и в руках. Белый с коричневым мех с длинным ворсом. Странная штуковина для июня.
Я влетел в магазин:
— А что это за штука у манекена в руках?
— Муфта, — ответила продавщица.
— Э-э… Простите, что?
— Муфта. Чтобы женщина могла спрятать руки от холода. Никогда не видел?
— Нет.
— Их сейчас почти никто не носит.
Она вышла из-за прилавка, сдернула меховую штуку с рук манекена. Краем глаза я следил за автобусом: не закрылись ли двери? Не хватало еще, чтобы автобус уехал без меня.
Продавщица протянула мне муфту.
— Кролик, — объяснила она.
— Ух ты! Какая мягкая. — Я приложил мех к щеке — и, знаете, вдруг понял страсть Натали ко всяким мягким штучкам.
— Правда, здесь есть брак. Вот, видишь? Кусочек у шва оторван.
— Сколько стоит?
— Учитывая брак… шесть долларов.
— Годится.
Я отсчитал семь — с налогом — и, не дожидаясь сдачи, сломя голову полетел к автобусу. Мог и не торопиться. Половина пассажиров еще не вернулась.
Натали я услышал уже в дверях, но она не плакала в голос, а всего лишь скулила. Может, потому, что меня не было рядом?
Я глянул на Марию — и испугался: страдание буквально читалось на ее лице. От боли? Или от нытья девочки? От всего вместе, скорее всего.
— Вот, это тебе. — Я протянул ей «адвил». — А это тебе, — сказал я Натали, показав муфту.
Глаза Натали стали еще больше — хотя мне казалось, что больше не бывает. Она выхватила муфту у меня из рук и прижалась к ней щекой. Потерлась носом. И затихла. Впервые за много часов. Я протиснулся мимо них к сиденью у открытого окна и заглянул в глаза Марии.
— Ты умница, Тони! Где ты это взял?
— Во-он в том магазинчике, видишь? Это муфта. У манекена в руках была.
— Здорово!
— И совсем недорого.
— Натали, скажи Тони «спасибо».
Молчание.
— Натали! Поблагодари Тони за подарок. Тебе понравилось, правда? Скажи «спасибо».
Молчание.
— Все нормально, — прошептал я. — Не нужно ее заставлять. Ей нравится, и я рад.
Блаженная тишина и мерный ход автобуса убаюкивали, и, хотя было еще совсем светло, мы не стали противиться сну.
* * *
Я проснулся среди ночи от нытья Натали. Такого настойчивого, вроде девочка что-то хотела сказать.
Я включил крохотную лампочку над своим сиденьем. Мария спала.
А муфта исчезла. Должно быть, Натали выронила во сне. Я нигде не видел вожделенного кусочка меха, но, на мое счастье, нащупал его ногой. Вот только промежуток между сиденьями не позволял нагнуться и достать.
Сосед спереди сонно пробурчал:
— Боже, только не это. Опять!
Я развернул муфту ногой, подцепил носком ботинка, приподнял ногу, левой рукой ухватил меховую вещицу. И вернул Натали. Девочка тут же прижалась к ней щекой, погладила и сунула большой палец в рот. Я выключил свет.
Измученная Мария даже не проснулась.
Через минуту-другую я услышал мягкий «чмок»: Натали вытащила палец изо рта.
— Пасибо, Тони, — сказала она.
— Не за что.
Уснуть я больше не смог и, глядя в окно на размытый темнотой пейзаж, думал о Делайле. Вот бы она очутилась здесь! Тогда я смог бы задать ей два вопроса.
Сначала я спросил бы:
Неужели любовь — всегда такая сложная штука?
А потом:
Вы уверены?
Я всю жизнь прожила в городе.
Только не подумайте, будто я считала, что Нью-Йорк — это и есть весь мир. Конечно, нет. Я и в школу ходила. И телевизор смотрела. И кино видела. И все равно не представляла, какой он огромный, этот мир.
Я ведь и про существование Меркурия, Юпитера, Плутона тоже знаю, но ведь не рассчитываю там побывать.
Я все это говорю не потому, что мне тут страшно и плохо, нет! Я счастлива. Очень счастлива. Между прочим, единственное, что мне сильно не нравится в людях, так это когда они получают все, о чем мечтали, и даже больше — и при этом не чувствуют себя счастливыми. Еще и жалуются на жизнь.
Я совсем не хочу быть похожей на таких людей. Поэтому я быстренько скажу всего две вещи — и снова стану счастливой, ладно?
Первое. Я не ожидала, что будет настолько больно. Пока не закончился «викодин», боль была терпимой. Спасибо Тони — он купил для меня «адвил», и я проглотила штук восемь сразу. Капельку помогло, зато потом сильно тошнило.