Пролетели годы. У Куприяна с Евдокией подрастали дети: дочь и сын. И всё вроде бы наладилось. Но с середины 20-х годов советская власть стала создавать колхозы. В сельсовете проводили постоянные собрания, где агитировали единоличников вступать в них. Ни Зыковы, ни Носковы не вступали. Отношение к ним власть стала менять: вернулись большие налоги и другие обременения единоличных хозяйств.

Зимой 1928 года в дом Василия Шадрина ворвались вооружённые солдаты. Зачитав бумагу, в которой указывалось, что, как участник банд белых формирований, чуждых советской власти, Василий Шадрин и его жена Настасья Шадрина арестованы.

– Вот, Куприян, и аукнулось мне участие в колчаковщине! – успел бросить Василий Матвеевич своему зятю. Быстро собрали самое необходимое, растерянных Василия и Настасью погрузили в сани и повезли в неизвестном направлении в морозную синеву. Оказалось, что было правительственное решение по принятию жёстких мер к бывшим бандитам и их семьям. В доме остался Куприян со своей семьёй. Он долго пытался узнать о судьбе тестя, но никто ему ничего не говорил. Только через несколько лет он узнал, что Василий Матвеевич был осужден как «враг народа», приговорён к десяти годам лишения свободы и отбывает наказание в Сиблаге, на севере Томской области, в округе спецкомендатуры Парбига.

Началась сплошная коллективизация. Многие крестьяне, боясь расправы, вступали в колхозы. Прокопий тоже подал заявление после одного из многочисленных собраний, где уже в открытую говорили о единоличниках как о врагах.

– Куприян, вступай в колхоз. Ты же видишь, как всё складывается! Худо может закончиться, – не единожды говорил он брату.

– Я воевал за советскую власть, за землю, не за колхозы! Ничего мне не будет, ведь я же красный партизан! – возмущался Куприян. К 1933 году единоличников в селе почти не осталось. Как-то на очередном агитационном собрании в сельсовете Куприяна Назаровича за его позицию назвали «чуждым элементом», устыдив его, как бывшего партизана. Это вовсе оскорбило Куприяна.

– Я воевал за крестьянскую свободу, землю, а не за ваши нелепые колхозы, а ещё за тятю и других убиенных беляками! Опять, что ли, за винтовку браться и народ поднимать! – громко бросил он председательствующему на собрании, встал и вышел из здания, громко хлопнув дверью.

Этой же ночью он был арестован Каменским ОГПУ по обвинению в том, что, будучи враждебно настроенным к существующему строю, поставил перед собой задачу вести подготовку к вооружённому восстанию, в целях чего занимался вербовкой лиц в организацию, распространял контрреволюционные повстанческие воззвания, в целях вредительства занимался хищением колхозного имущества. Через три дня после ареста Особой тройкой при ОГПУ по Запсибкраю по ст. 58-2, 11 УК РСФСР был приговорён к пяти годам лишения свободы с содержанием под стражей в Каменской тюрьме. Было время подумать о своём житье! Прошёл год. Куприян среди охранников узнал бывшего партизана Семёна, в прошлом жителя соседнего села. Они вместе партизанили в этих местах. Он тоже признал Куприяна.

– Семён, ты же знаешь, что меня осудили по ложному доносу. Помоги мне, мы с тобой вместе беляков били, – потихоньку обратился он к охраннику во время прогулки по тюремному двору.

– Что я могу для тебя сделать? – спросил Семён.

– Я хочу бежать отсюдова. Помоги!

– Куда ты побежишь? Некуда тебе бежать.

– В горы! Говорят, там армия крестьянская собирается, чтобы с красными воевать за крестьянскую свободу. Помоги, брат.

– Подумаю. Потом сам скажу о своём решении.

Ночью в камеру вошёл конвой. Куприяну велели без вещей выйти из камеры. По уже знакомым коридорам тюрьмы его завели в комнату, где заседала Особая тройка. К его изумлению, его опять осудили по всё той же статье. Ему зачитали новое обвинение: за то, что он состоял членом контрреволюционной повстанческой организации, проводил активную работу в таковой, являясь связчиком между контрреволюционными ячейками и руководителем организации. Приготовился к побегу из тюрьмы, где отбывает наказание за участие в ликвидированной в 1933 году контрреволюционной организации. Куприяна приговорили к десяти годам лишения свободы с отбыванием назначенного срока в Сиблаге.

Вот так решилась его участь благодаря земляку и боевому «товарищу». На этот раз вместе с Куприяном Назаровичем аресту подлежала вся его семья: жена и двое маленьких детей.

* * *

Евдокия Васильевна с детьми была арестована ночью того же дня. Её погрузили с небольшим узлом вещей на телегу и увезли в Камень, где к ним присоединили Куприяна. Зная место отбывания срока отца, Евдокия приложила немалые усилия, чтобы их с Куприяном отправили в тот же край, где были её родители. На эту просьбу Особая тройка дала согласие.

* * *

Стоял август 1934 года. Из Камня по Оби на барже шли до Колпашево, затем плотами по небольшим речкам до комендатуры Парбига. Поздней осенью, когда ночью уже стало подмораживать, добрались до места. Заключённые, как правило, первые три года находились в исправительно-трудовом лагере НКВД, затем их переводили на поселение. Куприян должен был отбыть в лагере два года. Василий Матвеевич встречал прибывших узников на берегу речки. Он сразу увидел семью Носковых. Василий уже как три года был переведён на поселение в посёлок Парбиг. Забрав дочь и внуков, он поспешил разместить семейство на одну из телег.

– Вот видишь, Куприян, где мы с тобой встретились! Я – колчаковский бандит, а ты – красный партизан, враг! Да, от тюрьмы и от сумы не зарекайся. За семью можешь не беспокоиться. Будем тебя ждать, береги себя там, в лагере. Тяжко будет. Сдюжишь?

– За семью спасибо тебе, Василий Матвеевич! Не сломают меня, не боись! Я ещё домой вернусь! Пусть не надеются, что списали меня!

Попрощавшись с Куприяном, Евдокия с детьми вместе с Василием Матвеевичем двинулись на подводе в посёлок. Заключённых же, конвоируемых охранниками и собаками, погнали в лагерь.

Специальное поселение Парбиг было уже достаточно большим посёлком, в котором вместе с местным населением жили семьи заключённых лагеря и переведённые на поселение. Василий Матвеевич отстроил небольшой дом из двух комнат на участке, отвоёванном у тайги, разбил огород, а в сарае была кое-какая живность и корова. К подъехавшим выбежала Настасья Михайловна.

– Мамочка, мама! – кинулась к ней Дуня.

– Здравствуйте, мои дорогие! Заходите, заходите в дом! – открывая двери и беря за руки малышей, радостно заговорила Настасья.

– Аня, Серёжа, это ваши дедушка с бабушкой, – подталкивая детей, сказала Евдокия.

– Анечка, какая большая! А Серёженька у нас ещё маленький! – со слезами на глазах, то ли радуясь, то ли горюя, продолжала рассматривать детей Настасья Михайловна.

Так началась для семьи Куприяна Носкова новая жизнь в новом краю. Евдокии с детьми повезло. Другие же поселенцы рыли себе землянки в незастывшей земле. Больше им зимовать было негде.

* * *

Миновало два года. В августе 1935 года Куприян Назарович был переведён на поселение. Он вернулся в свою семью. Дом, отстроенный Василием Матвеевичем, стал тесен для большой семьи, огород мал. Куприян решил пристроить к дому три комнаты, веранду и расширить огород. На это ушло два года. Семья жила трудом, с голоду не пухли, дети подрастали. Аннушка ходила в поселковую школу в пятый класс. Серёже исполнилось пять лет. Всех поселенцев приписали к колхозу. Теперь уже это не зависело от решения самих людей. Таков был порядок в округе Парбиговской комендатуры.