За день до отъезда Андерс пошел к дому Хенрика. Когда он приблизился к дверям, он услышал звуки магнитофона. «There Is a Light that Never Goes Out». Он нерешительно постучал.

And if a doubledecker bus crashes into us, to die by your side…[4]

Музыка прекратилась, и Хенрик открыл дверь. Он выглядел как обычно, несмотря на то что у него было больше прыщей, чем раньше. Андерс обнаружил множество упаковок от шоколадок на полу. Хенрик не двигался.

— Привет, — сказал Андерс, — я просто… завтра уезжаю, так что я зашел попрощаться.

Горькая улыбка на секунду покривила рот Хенрика.

— Я ничего не делал, — сказал он, — понял? Я ничего не делал. Я только подошел к ней. И тут она начала кричать, — Хенрик беспомощно посмотрел на него, — ты мне веришь?

Андерс кивнул:

— Да.

— Хорошо. — Хенрик снова замкнулся на мгновение в себе, потом он сказал: — Я так и думал, что ты лучше других.

Андерс ничего не смог придумать в ответ и потому только промычал что — то невразумительное.

— Пока, — сказал Хенрик и закрыл дверь.

На следующее лето компания начала распадаться. Кто — то путешествовал на поезде, кто — то нашел летнюю работу. Хенрик и Бьерн опять ездили на своем мопеде, и Андерс единственный кивал им, но они никогда не останавливались поговорить. Говорить было просто не о чем.

В деревне начали твориться странные вещи: привычные предметы исчезали, а потом появлялись в новых местах. Доска объявлений около магазина исчезла, и как — то утром ее обнаружил около пляжа изумленный дачник, собравшийся пойти поплавать. На нижней ветке сосны висел лебедь.

Другой дачник, у которого было три кролика в большой клетке, пришел утром и обнаружил всех трех кроликов мертвыми. Единственным живым существом в клетке был соседский бульдог. Никто не мог понять, как собака могла там оказаться. Кто — то ее отвязал и посадил в клетку.

Стали подозревать Хенрика и Бьерна. Их попытались вывести на чистую воду, но, поскольку никто не мог доказать их вины, ничего поделать с ними не смогли. Тем не менее народ начал запирать своих животных и внимательнее наблюдать за своими вещами.

Пришла зима. «Смите» развалились. Андерс был на Думаре на рождественской неделе, он видел Хенрика и Бьерна, но не разговаривал с ними.

На следующее лето он и Сесилия поехали в путешествие на поезде, а остаток каникул Андерс работал в магазине «ИСА». В зимние каникулы в этот год он вовсе не видел Хенрика и Бьерна. От своего отца он узнал, что они сделались совсем невменяемыми. Они ни с кем не разговаривали, и мелкие происшествия продолжали регулярно происходить в поселке, но никто так и не смог доказать их вины.

Когда Андерс позвонил своему отцу в феврале, он узнал, что Хенрик и Бьерн утонули. Они выехали на мопеде на лед и, возможно, провалились.

Деревня наконец — то смогла спокойно вздохнуть.

Их родители скоро покинули остров, с тех пор о них никто не слышал. Конечно, это так грустно, когда молодые внезапно умирают, но…

Наконец — то все закончилось.

Привет, я Джо.

Я беспокойный дух того,

кто был повешен тут

давным — давно…

The Smiths

«A Rush and a Push and This Land is Ours»

Если ты существуешь

При свете яркой лампы над кухонным столом было лучше видно, что случилось с Элин, что она теперь из себя представляла. Швы еще не были сняты, и лицо в некоторых местах было припухшим. От ноздрей к углам рта шли глубокие борозды. Под глубоко лежащими глазами тонкие морщинки, идущие к вискам. Она хотела удалить морщины, но операция привела к обратному эффекту: она стала казаться старше, грубее и некрасивее.

Элин отказалась от кофе, поскольку ей было трудно открывать рот. Вместо этого она попросила бокал вина. Андерс не нашел трубочки, зато отыскал тонкий резиновый шланг и дал ей. Она сразу же опустошила почти половину бокала. Андерс смотрел на нее.

Как жаль.

Напоминание о Хенрике и Бьерне было тем сильнее, когда он видел, что она с собой сделала. Элин сидела перед ним, на восемнадцать лет старше, с трясущимися руками, изрезанным лицом, и пила вино через трубочку.

Должна же быть в мире какая — то справедливость.

Смотреть на Элин было невыносимо тяжело, и потому Андерс отвел взгляд. Тут он заметил, что бусинок стало больше. Почти половина стола была покрыта ими.

Элин всосала последний глоток вина. По ее лицу было непонятно, о чем она думает. Андерс хотел было спросить про Хенрика и Бьерна, но она опередила его. Так как губы еще не полностью слушались ее, голос ее звучал слабо и монотонно.

— Мне приснился сон, — сказала она как бы задумчиво, — сон, который все время возвращается. Я не могу заснуть, потому что мне все время снится одно и то же. Я уже несколько недель не спала как следует… не могу, и все.

Она плеснула в бокал еще вина, и Андерс достал бокал и себе. Элин снова опустошила половину, откашлялась и монотонно продолжила:

— Мне снится мужчина, который лежит в лодке — старом — старом баркасе. Он лежит на дне лодки, и он мертв. Но его глаза широко открыты. И вокруг него… лежит сеть. Она полна рыбы. Некоторые рыбы выбрались из сети, и они прыгают по дну лодки. Рыбы в сети тоже двигаются. Там много рыбы, и она вся живая! Но тот мужчина в лодке — он мертв! Ты понимаешь? Рыбы живы, хотя они вытащены из воды, а он, хотя он и не в воде, мертв!

Элин вновь всосала вино. Ее лицо перекосила гримаса боли. И страха.

— И я это все время вижу. Все время, все время. Мне кажется, я должна привыкнуть, но нет, каждый раз я пугаюсь так же, как в первый. Я приближаюсь к лодке и вижу этого человека мертвым, среди рыб… и я так боюсь.

Последняя капля исчезла в трубке. Элин закашлялась. Она кашляла и кашляла, ее лицо выражало боль, и Андерс опасался, что ее начнет рвать. Но наконец кашель прекратился, и Элин с трудом отдышалась. Слезы бежали по ее щекам.

По правде говоря, Андерса не особенно интересовали сны Элин. Он выпил еще глоток вина и представил себе тела Хенрика и Бьерна.

Не исчезает. Ничто не исчезает бесследно.

Он открыл глаза и увидел, что Элин сидит скрючившись и смотрит на пол.

— Ты сказала, что они исчезли. Что они не утонули, ну Хенрик и Бьерн. Что ты имела в виду?

— Их не нашли.

— Ну и что? А если они провалились под лед?

Элин покачала головой:

— Про это я не слышала.