Его голова запрокинулась, ноги расставились, а из горла вырвались звуки, напоминающие песни американских индейцев. Даже не знаю, откуда стали доноситься ритмы бубна, шаман затоптался в такт.

– Аааа-оооо-ээээ… – запел он протяжно.

Я таращилась на это мракобесие и дрожала, как осиновый лист, молясь чтобы этот лысый шаман меня не прибил.

– Ааааа-эээээ… – продолжал петь он.

Спустя несколько минут, воздух в помещении стал сырым, будто повеяло с болот, он заискрился, а потом над шаманом появилось небольшое грозовое облачко. На его темной поверхности заблестели молнии, а внутри загрохотало.

– О великие духи грозы! – воззвал к облачку шаман. – Услыште меня! Даруйте мне магию! Даруйтееее!

В ответ на его слова из облака раздался громовой раскат, и оно плавно полетело в мою сторону. Шаман вытянул руки с растопыренными пальцами в мою сторону, его лицо сделалось страшным, он прогудел грозно:

– Силою грозы чарую тебя и творю чары! Чарую твою чары!!!

Его истошные и самоотверженные крики уже сами по себе пугали, но когда грозовое облако зависло надо мной, стало совсем страшно. В очередной раз громыхнуло, а шаман жутким и дребезжащим голосом пропел:

– Уууууаааааааа!

И затряс пальцами, после чего облако медленно, но верно опустилось прямо на меня. Влажный холодок прокатился по всему моему телу, я в который раз тщетно дернулась, а потом на меня будто снизошла… пустота. Именно так могу описать ощущение, которое меня окутало. Словно я тот самый стакан, который ополовинили или даже полностью опустошили. Не то чтобы я стала пустой по сути, но словно на меня навесили какой-то полог, который не позволяет выпустить на волю силу, которая во мне есть. Ведь в каждом человеке есть какая-то сила, пусть у меня она и самая заурядная, человеческая. Но даже она сейчас в какой-то пленке.

– Ууууууээээ! – громогласно и победно прогудел шаман.

Облако рассеялось, а может впиталось, распределившись по моему телу той самой тонкой невидимой пленкой.

– Можешь вынуть кляп, – приказал шаман лохматому чудовищу. – Больше её чары не опасны.

Свои чары опасными я и до этого не считала, но, видимо эксперимент с «эхо» их сильно напугал. Поэтому перестраховались.

Лохматая лапа тем временем вытянула кляп из моего рта. Я простонала – никогда бы не подумала, что мышцы челюсти могут так сильно затекать. Пошевелив ими и отплевавшись, я взглянула прямиком на бородатого, который все это время с вялым вниманием следил за происходящим, и спросила самое банальное, но наболевшее:

– Кто вы? Что вам надо?

Бородатый покривил бледное лицо, вместо него в благопристойном жесте сложив ладони, ответил шаман:

– Ты удостоена великой чести лицезреть нашего многоуважаемого смотрителя.

– Я уже догадалась, что это смотритель, – сказала я слишком резко для той, кого держат в плену. – Но что все это значит?

Взгляд шамана стал немного жалеющим.

– Это значит, – произнес он, вскидывая подбородок, – что ты должна смириться со своей долей и принять её, как подарок судьбы, потому как нет лучшей участи, чем снискать благодать в самом свободном городе мира – Подгороде.

Сказал он это с таким выражением, что я сразу поняла – в действительно никакой благодатью здесь не пахнет. Во всяком случае, не для меня.

– И что за благодать? – с опаской поинтересовалась я, косясь на горизонтальные окна и прикидывая, можно ли просунуть туда мое не очень габаритное тело.

Шаман открыл рот, но бородатый перебил его движением бледной ладони.

– Ты слишком много говоришь для женщины, – сообщил он, недовольно хмуря надбровные дуги с бесцветными волосками. – Не совершили ли мы ошибку, вынув из твоего милого ротика кляп?

– Не знаю, – честно призналась я. – Но если уж вы меня похитили, могли бы хотя бы сказать – зачем.

Бородатый кивнул.

– Что ж, вполне резонно. Хочешь знать? Так слушай. У моего сына совершеннолетие. В честь этого знаменательного события я, как лучший отец, дарую ему первую женщину в его официальный гарем.

Я охнула. Не знаю, что шокировало меня больше – то, что меня прировняли к козе, которую можно запросто подарить, или то, что у них есть гаремы, да к тому же ещё официальные. Что намекает на существование и неофициальных. И только небу известно, чем ещё промышляют подгородцы.

С шумом сглотнув нервный комок, я спросила:

– Вы в курсе, что это незаконно?

Бородатый хмыкнул и вальяжно махнул рукой.

– В Подгороде свои законы, – сказал он.

– Точнее, их отсутствие, – пробормотала я, но бородатый услышал.

Он проговорил, ухмыльнувшись:

– Законы поверхности слишком испорчены ложью. В них нет чести, нет свободы.

– Я у вас, значит, есть? – обалдела я. – Вы же человека похитили! И пихаете его в рабство!

– Верно, – согласился бородатый. – Но совершенно этого не стесняемся. И даже не скрываем. Похищена ты абсолютно законно и открыто, для благопристойной цели стать первой женщиной моего дорогого сына.

– Вы сейчас серьезно? – не поверила я ушам, в мои понятия о благопристойности входило немного иное. – Вы понимаете, что меня будут искать?

– Ни один подгородец не раскроет твоего местонахождения тем, кто пришел с поверхности, – усмехнулся непомерно широким ртом бородатый. – Мы слишком оберегаем и чтим свои порядки. И ни один пришлый не смеет в них влезать.

– Я обещаю, меня найдут, – разозлилась я и рванулась вперед, но уже привычная лохматая рука удержала меня. – Найдут! И тогда вам всем…

– Что-то мы разговорились, – прервал меня бородатый и сделал жест чудовищу и гоблину. – Не люблю, когда женщины много болтают. Не для этого их создал бог. Уведите её. И готовьте к знаменательному событию.

– Вы тут все чокнутые! Слышите! – заорала я в отчаянной попытке привлечь внимание хоть кого-нибудь снаружи и воззвать к совести. – Вам это аукнется! Пустите меня! Пусти!

Конечно же меня никто не послушал. Волоком, снова брыкающуюся и ругающуюся, меня вытащили из комнаты и поволокли по коридору. Я вопила и дрыгалась, в надежде, что хоть кто-то внемлет моим мольбам и придет на помощь. Но, как и ожидалось, безрезультатно.

Зато притащили меня хотя бы не в ту крохотную каморку с вонючим матрацем. В этот раз меня втолкнули в заполненную жарким паром комнату. Кожа моментально покрылась мелкими каплями, дышать стало тяжело – никогда не любила духоту. Я запоздало поняла – баня. Или что-то вроде того. Здесь пахнет хвойным маслом и березовыми вениками.

– Эй! – крикнул гоблин в туман, приложив край ладони козырьком ко лбу. – Ты там где? Выходи. Девку привели.

В глубине бани закопошилось, послышалось утробное кряхтение, которое меня напугало – кому-то очень большому принадлежит это кряхтение. Через пару секунд из серо-белой дымки пара проступил огромных размеров нос. Огромный.