скажем, не хухры-мухры — отхватить знаменитого на всю школу хулигана.

Рядом оказался маленький Лагутин. Он невольно услышал разговор своих одноклассниц да так и застыл с раскрытым от удивления ртом.

Верочка покосилась на него, покраснела и стала отпираться:

— Никого я не отхватывала. Он сам…

А снисходительная Фокина успокоила:

— Да ладно. Чего там. Я ведь тоже собираюсь в кого-нибудь влюбиться. Вот только ещё не выбрала — в кого.

Тут она заметила Лагутина и продолжила:

— Хочется, чтобы парень был видный. Рокер там или хакер, — и Фокина изобразила качка с литыми мускулами. — А то вокруг одна мелкота вертится.

И Лагутин схлопотал от неё подзатыльник.

Мальчишка рассвирепел. Толкнул с силой верзилу Фокину так, что она зашаталась и едва устояла на ногах. Отбежав в сторону, он показал ей кулак и пригрозил:

— Ну, дылда, погоди!

На следующей перемене Лагутин изловчился и пребольно дёрнул Фокину за жиденький хвост и снова толкнул. По лицу его блуждала довольно коварная улыбка.

Фокина, перебирая длинными ногами, погналась за ним, но вёрткий мальчишка мгновенно затерялся в бушующей перемене.

Раздосадованная Фокина вернулась в класс, подошла к своей парте и неожиданно обнаружила на ней записку. Она развернула её, быстро прочла и бросилась к Верочке.

— Вот, — победно сказала она. — Читай.

И Верочка прочитала: «Фокина, я тебя люблю!»

— Как думаешь, кто написал? — И, не дожидаясь Верочкиного ответа, Фокина ответила сама: — Думаю, или Бычков, или Петров, или Тарасов.

— Петров вроде Сидоровой интересуется, — робко уточнила Верочка.

— Ерунда! — бросила Фокина. — Захочу, мной заинтересуется.

— Но ведь тобой кто-то уже заинтересовался, — справедливо заметила Верочка.

— Да, — спохватилась Фокина и задумалась. — Как бы поточнее узнать — кто?

Верочке очень хотелось помочь неугомонной Фокиной, поэтому она несмело предложила:

— А я одно гадание знаю.

В это время мимо девочек пробежал замухрышка Лагутин. Он снова дёрнул Фокину за волосы. Но Фокина отмахнулась от него, как от надоедливой мухи.

— Говори гадание! — вежливо потребовала она.

Верочка по обыкновению покраснела и понизила голос:

— В пятницу, ложась спать, нужно расчесать гребнем волосы. Гребень положить под подушку и произнести: «Пя́тница-пятни́ца, кто любит — пусть приснится».

Невозмутимая Фокина растерялась:

— У меня гребня нет, только расчёска.

Верочка зашептала:

— Это не важно, можно и расчёской.

— Слушай, так сегодня же как раз пятница! — обрадовалась Фокина.

Тем временем Лагутин оттолкнулся от противоположной стенки, разбежался как следует и боевым тараном врезался в Фокину.

Это заставило девицу заметить его и моментально отреагировать:

— Дурак!

Лагутин, довольный, с безопасного расстояния скорчил ей рожу и убежал в раздевалку.

Вечером Фокина сидела на приготовленной ко сну кровати и разглядывала фотографию своего класса.

Снимок был прошлогодний. На нём все они ещё совсем юные. Вон у Тарасова волнистый чуб только-только пробивается. А у Лагутина уши совершенно по-детски оттопырены. Впрочем, они и сейчас выглядят так же. А всё потому, что он — дурак! Сидоров весь веснушками утыкан. Снимались весной. Вот он от солнышка и вспыхнул. Зимой-то веснушки бледнеют… Но другой фотографии всё равно нет. Поэтому сгодится и эта.

Фокина вздохнула, расчесала волосы и со словами: «Пя́тница-пятни́ца, кто любит — пусть приснится» положила расчёску и фотографию под подушку.

Она долго ворочалась, прикидывая, кого больше всех хочет увидеть во сне, и, наконец, угомонилась.

Сначала ничего не снилось. Потом появились картинки. Вот она для кого-то наряжается, нацепляет бантики, заколки, бусы. Вот с кем-то мило беседует. И этот КТО-ТО вот-вот предстанет перед ней.

Надежды не обманули романтичную Фокину.

В её сон вдруг ворвалась кривляющаяся рожа Лагутина, и он нагло признался:

— Это я тебе записку написал! Ради смеха! — и громко захохотал.

Затем Лагутин разбежался и что есть силы толкнул обалдевшую Фокину.

— Это я тебя люблю!!! — издеваясь, выкрикнул он.

Фокина недолго приходила в себя.

— Ах так! Ну, держись! — И решительно выхватила из одного кармана рогатку, а из другого спелый гранат. Снайперски прицелилась и выпустила снаряд в неприятеля.

Фрукт угодил точно в центр лагутинского лба. Мальчишка ойкнул и схватился руками за ушибленное место. Потом обречённо опустил руки, и Фокина увидела на его лбу огромную шишку.

Бдительный будильник вовремя выдернул Фокину из бурного сна.

Хмурая подходила она к школе. На пороге её нетерпеливо поджидала Верочка.

— Ну кто? Кто в тебя влюбился? — трепетно поинтересовалась она.

Но Фокина Верочку не видела и не слышала.

Прямо на неё надвигался маленький Лагутин. На лбу его сигнальным маяком мерцала фиолетовая шишка.

Лагутин повертел пальцем возле виска и обиженно спросил:

— Фокина, ты что, шуток не понимаешь, что ли?

Красавица пятого «В»

Пятый «В» готовился к конкурсу красавиц.

Мальчики должны были назвать самую красивую девочку класса. Победительницу ждал приз — новенький плеер.

Вначале девочки сильно волновались. Возбуждённо обсуждали наряды, кто какое стихотворение прочитает, кто какую песню споёт. Каждой хотелось показать, на что она способна. Но чем меньше оставалось времени до знаменательного события, тем всё более хмурыми и неразговорчивыми становились они.

Пожалуй, только две одноклассницы были уверены в своей победе. Это Света Султанова, признанная красавица среди пятых классов (впрочем, шестиклассники тоже на неё поглядывали) и отличница Иванова. Эта просто не могла себе представить, что её, такую учёную, не назовут красавицей.

А вот мальчиков конкурс не увлёк. Им было всё равно. Они пока ещё красавицами всерьёз не интересовались. Тем более что приз пообещали этим воображалам, то есть девчонкам.

Но вот долгожданный день настал. После уроков всё должно решиться.

На перемене Витя Тарасов подошёл к Саше Скворцову.

— Саш, ты за кого голосовать будешь? — поинтересовался Тарасов.

— За Султанову, конечно, — удивлённо ответил тот. — За кого же ещё?

— А я за Фокину проголосую, — ответил друг.

— Так она же того… страшилище… — вытаращил глаза Скворцов.

— Знаешь, красавицу каждый выбрать может. А ты за такую вот, как Фокина, проголосуй, — назидательно сказал Тарасов.

Скворцов задумался. А ведь Тарасов прав!

— Ладно, попробую, — неуверенно пообещал он.

Потом Тарасов подошёл к Андрею Самохину, к Пете Бычкову, к Славке Пузырёву, к Белкину, Карпухину, Марочкину…

Дольше всех пришлось уговаривать Лагутина. Тот ни в какую не соглашался считать Фокину красавицей. Но, наконец, и он сдался.

«Уф, кажется, всех убедил!» — с облегчением подумал Тарасов.

Фокина сияла, как начищенный самовар. Только что