– Но настоящее остается, – сказала Пердита. – Оно здесь и сейчас.

– Вы молодая. У вас есть настоящее, потому что нет будущего. Когда я был молод, я целый год прожил в Париже. Я там работал. Я влюбился в реку… в Сену… На самом деле я влюбился в женщину. Возможно, поэтому вода кажется мне загадочной и романтичной. И я говорю сейчас не о банальной истории «мужчина встречает женщину». Я говорю о чем-то большем… о тоске и желании. Даже не знаю, как это выразить. В немецком есть слово verlangen. У меня отец – немец.

– Она была француженкой? Та женщина, в которую вы влюбились?

– Да. Миниатюрная, чем-то похожая на мальчишку, но очень женственная. Как вы.

Пердита густо покраснела. Лео неправильно понял ее смущение.

– Это был комплимент.

– Спасибо, – сказала Пердита.

Потом они долго молчали, глядя на воду. На блики огней. На лодки, подплывавшие к пристани.

Лео чувствовал странную легкость. Он был взволнован. Что со мной происходит? – подумал он. И тут же: Это просто смешно.

Он попытался сосредоточиться.

– Миранда, мы сейчас организуем большой благотворительный концерт… В следующие выходные. Может быть, вы захотите присоединиться? Заодно и посмотрим, как мы сработаемся. В основном будет инструментальная музыка. В несколько отделений.

– Дома я пою в группе, – сказала Пердита. – У нас женская группа. Мы называемся «Отчужденные».

– Интересно! А что вы поете?

– Ретроклассику. Мой папа – потрясающий пианист. Я пою, сколько себя помню. С рождения.

– Правда? – Его глаза потемнели от невысказанных слов.

– Да. Что с вами? Может быть…

– Нет, ничего, – перебил ее Лео. – Пустяки. Но эти пустяки… они…

Но эти пустяки – ничто. Весь мир со всем, что в нем – ничто, и небо, и земля, и я – ничто, и любовь, и потери – ничто.

Ближе к ночи стало прохладнее.

Пердита поблагодарила Лео.

– Если хотите, можем пойти прогуляться. Я покажу вам Лондон.

Она покачала головой. Он предложил вызвать ей такси.

– Я лучше пешком, – сказала Пердита. – Я люблю ходить пешком. У меня в телефоне есть карта. Тут недалеко.

Еще как далеко, подумал он, глядя ей вслед. От него до той жизни, которую можно назвать настоящей, далеко, как до Луны.

Лео приехал домой на такси. В доме горел свет. Лео вошел и выключил свет. На что там смотреть? Экран игровой приставки мерцал, как подсвеченный аквариум.

Ксено добавил нового игрока. Они собирали перья. Ну-ну. Как будто мир можно спасти надеждой и упорной работой. Лео распахнул крылья – все шесть – и полетел низко над городом в поисках перьев, которые надо поджечь. В поисках перьев, которые надо окунуть в воду.

Он подлетает к крыше Сорбонны. «Sicut umbra dies nostri», – говорит ему Ангел солнечных часов. Наши дни улетают, как тень.

Он предпочитает ее сестру. Она уже ждет, она готова его принять – та, что оголена по пояс, с высокой, пышной и твердой грудью. Наполовину мальчишка, наполовину девчонка. Ноги раскинуты в стороны. В руках – раскрытая книга, которую она никогда не читает. Он уже возбудился.

Одна пара крыльев удерживает его в воздухе, пока он занимается с ней. Вторая пара крыльев обнимает ее твердое золоченое тело. Третья пара стоит на спине, словно парус. Это такое безмолвное: «А пошли вы все на хер». Городу. Ксено. Себе самому. Иди на хер, Лео. Иди.

Он отрывается от нее, он закончил.

Лео проснулся на диване. Включил свет. Три часа ночи. Предрассветное время, когда жизнь сворачивается калачиком и сжимается в тугой комок, словно мир, не готовый раскрыться. Пока Лео спал, радио включилось само собой.

Женский голос читал нараспев: «Десять тысяч лет стой на коленях ты под вечной бурей, постясь на голых камнях, в лютой стуже, – твои молитвы все ж богов не тронут, и нет тебе прощенья!»

Лео поднялся на ноги, потный, растрепанный, неуклюжий спросонья. Во рту пересохло, все тело чесалось. Поднимаясь по лестнице, он запутался в собственных спущенных брюках и едва не упал. Брюки так и остались лежать на ступеньках. Лео добрался до ванной и встал под душ – прямо в трусах и носках, в рубашке и галстуке – и начал раздеваться уже после того, как включил воду.

Он вышел из душевой. Одежда осталась лежать на полу мокрой кучей.

Он побрился, оделся в чистое, сварил себе кофе и выпил его одним жгучим глотком.

Он сел в машину. Никакого радио. Никаких мыслей. Только обратная тяга времени.

В тот день…

Лео отстоял очередь на паспортный контроль. Человек, проверявший документы, попросил его отойти на минуточку и подождать. Не успел Лео опомниться, как к нему подошли три полицейских и принялись выспрашивать, где он спрятал младенца.

Вот так все и случилось.

Лео что-то доказывал полицейским. Полицейские что-то доказывали Лео. Три крупных дядьки. Все одного роста. Миниатюрный индус на паспортном контроле старательно делал вид, что ничего необычного не происходит. Люди в очереди косились на Лео.

Полицейские были растеряны, потому что младенца у Лео не оказалось. Лео сказал, что у его жены обострилась послеродовая депрессия. Он везет сына к дедушке, чтобы дать отдых супруге. Полицейские проверили паспорт Мило – это твой папа? Да.

Взрослые снова принялись спорить – никто не обращал внимания на Мило.

Жил-был человек, и жил он в аэропорту.

Мило тихонько попятился назад. Никто этого не заметил.

Мило завернул за угол и направился к стойкам досмотра ручной клади. У четвертой стойки стояло большое семейство. Мило побежал к ним – со стороны это смотрелось так, словно он их ребенок, который немного отстал, а теперь догоняет. Он положил свой рюкзак на ленту рентгеновского аппарата. Прошел через металлодетектор. Огляделся по сторонам. Он был в аэропорту. Может быть, он сумеет найти Тони.

Мило огляделся по сторонам. Тони он не увидел. Может быть, просто не разглядел в толпе. Людей было много. Из динамиков раздалось его имя. Его попросили пройти к справочному бюро, где его ожидает отец.

Сначала Мило не смог найти справочное бюро, а когда нашел, папы там не было – только двое полицейских. Мило увидел их издали и развернулся в другую сторону.

Мило сел в автопоезд, курсирующий по терминалу. Ему показалось, что это будет интересно. Но было нисколечко не интересно. Он подъехал к выходу В, потом – к выходу С, потом – снова к выходу В. Там он присоединился к очереди на посадку. Поначалу его никто не заметил, но даже если заметили, то подумали, что он просто сынишка кого-то из пассажиров, и только когда он уже стал спускаться по лестнице, тетенька в форме, пропускавшая пассажиров, сообразила, что у него нет ни паспорта, ни посадочного талона. Она окликнула его и велела вернуться. Он побежал. Тетенька в форме была из полиции. Он побежал не к самолету, а к открытым дверям чуть сбоку, откуда на улицу вывозили багаж на плоской тележке. ЭЙ! СТОЙ! Но Мило бежал со всех ног. Он вылетел из здания, завернул за угол и выскочил прямо под колеса грузовика аварийно-ремонтной службы.