– Ну вот, уже глазки блестят, – довольно заметила она. – Другое дело.

– Спасибо вам еще раз за спасение. И приглашение.

Наян-нэ махнула рукой, показывая, что об этом нечего говорить.

– Как красиво! – не удержалась я, увидев ожерелье в руках одной девушки: зеленые бусины и поблескивающие листья – настоящее украшение дриады.

– Держи, – протянула она ожерелье.

– Мне? О, нет, ты не так поняла! Я просто похвалила. Очень красивая работа.

– Тебе нравится? – недоумевающе нахмурилась девушка.

– Да, но…

– Так держи!

И буквально впихнула украшение мне в руку. Наян-нэ рассмеялась, видя смущение чужачки. Девушки тоже улыбались.

– Они специально готовили тебе подарок.

– А я-то думала – на продажу.

– И на продажу тоже.

– Торговать, думаю, удобно, ведь вы часто переезжаете.

Старуха помрачнела.

– Дети Танн всегда были в пути, но сейчас им нигде не рады.

– Почему?

Наян-нэ усмехнулась.

– Разве не слышала, что огнепоклонники – лихие люди, которым не стоит доверять? Они воруют, что плохо лежит, наводят порчу и приносят несчастье.

– Это ведь неправда.

– Всякое бывало. Если у человека все отнять, он с горя много бед натворить может.

– Вас притесняют? – аккуратно спросила я.

Старуха усмехнулась.

– Разве можно притеснять огонь? Но если не давать ему пищу, скоро потухнет сам. Тысячи лет наш народ бродил по миру, свободный от любых законов, кроме тех, что придумала сама природа. Мы разводили лошадей – лучших на землях под лучами Хан! Были искусными кузнецами. И те, кто хотел получить помощь и силу великого Танн, приходили в наши селенья. Но теперь огнепоклонников объявили бродягами, как будто человек обязан жить, как собака, привязанным к конуре! Везде работают машины, и наше искусство стало ненужным. А над обрядами Танн Нэ Га смеются, называют суеверием. Впрочем, они и свои-то храмы рушат, как будто Виир не наш общий отец.

– Как же вы живете?

– Кто как может. У кузнеца работа всегда найдется, а в дальних деревнях и сейчас кони нужны. Радуем людей танцами и огнями. Но кто отбился от семьи и не слышит больше голоса Танн, ищет легкой наживы. Из-за таких и ползет о нас дурная слава.

В это время послышался шум: через поле к стану шел молодой мужчина с длинными волосами, собранными в хвост, он нес на плече сеть, а сопровождавшие мальчишки и девчонки постарше – улов.

– Будет сегодня знатная уха, – прищелкнула пальцами одна из девушек и, легко вскочив, побежала к добытчикам.

Поравнявшись с нами, юноша почтительно поклонился.

– Удачное утро, Каро? – улыбнулась Наян-нэ.

– Да. Дошли до третьего круга и истории о Тато и Фер.

– О чем он? – шепнула я, когда шумная ватага подошла к костру.

– Каро – наставник ребятишек. Он показывает им, как управлять огнем. Учит счету и грамоте, а также – историям и преданиям нашего народа.

– Вот бы мне тоже послушать!

Девушки фыркнули и изумленно уставились на меня. Старуха шикнула на них:

– Тише. Она же не Танн, – и пояснила мне. – У нас молодые уединяются для таких историй, прежде чем просить разрешения у родителей на брак. Незачем смущать Каро. Я и сама могу рассказать тебе, что захочешь.

– Наян-нэ знает легенды лучше всех! – воскликнула самая молоденькая девушка.

– Прошу вас, расскажите. Мне это очень интересно. Я, можно сказать, собираю различные предания и сказки.

– Знаю я сказителей и потолковей, и попамятливей себя. Но их тут нет. А благодарный слушатель – радость по нынешним временам. Для Танн Нэ Га предания – их история. Но остальные сейчас мало им верят и рассказывают только как сказки своим детям.

Хан встал в зенит и начал медленно опускаться к горизонту, а мы все слушали. Девушки убегали помочь с готовкой, и принесли нам еду, а легенды все лились, перетекая одна в другую. У меня не было с собой ни ручки, ни бумаги, но странным образом истории так хорошо запомнились, что позже все хоть сколько-нибудь важные я смогла подробно записать. Сказания Танн Нэ Га сильно отличались от тех, что я читала прежде. Вероятно, именно потому, что к ним до сих пор относились, как к действительным событиям, лишь приукрашенным и отшлифованным пересказом из поколения в поколение.

Луг заалел отсветом заката, громче зазвенели насекомые. В стане начались приготовления к зрелищу. Одновременно подтягивались первые зрители – дети. Поначалу их гоняли, чтобы не мешались; стайками вспугнутых воробьев они исчезали и тут же появлялись снова. Затем к приготовленному кругу-сцене начали сходиться и взрослые. Когда показались наши, я простилась с Наян-нэ и присоединилась к ним. Женя, не доходя до круга, свернул к дальним возкам – не стоило и гадать, зачем.

Зрители садились прямо на землю, некоторые принесли покрывала или даже подушки. У многих с собой был жареный фар и другие «заедки». Даша протянула бутерброды.

– Вдруг ты забыла пообедать.

– Тут бы не позволили.

– Приняли гостеприимно? – спросила Полина.

– Более чем. С пользой провела день: узнала от Наян-нэ целый ворох преданий.

– Кто о чем, – усмехнулся Артем.

– А Женя не рассказывал им обо мне? – тихонько спросила я Дашу.

Она украдкой оглянулась – не слышит ли кто.

– Только Райхье, но та не выдаст. Намерения у них серьезные: если не разрешит отец, даже сбегут.

– Ого.

– Да. Это очень плохо, а главное – опасно. Но ты же знаешь Женю: в дипломатии он не силен. Надеюсь, такие меры все же не понадобятся. Постарайся, пожалуйста, помочь им как-нибудь. Поговори с Наян-нэ. Ты ей нравишься.

– Я подумала было – из-за того, что она знает обо мне.

– Может, и знает. Только не от Райхьи. Про огнепоклонников складывают много небылиц, но дыма без огня не бывает.

– Каламбур.

– У Танн Нэ Га никогда не было храмов, но вера так прочно вплетена в их жизнь, что становится почти магией.

– Старуха говорила, что раньше к ним приходили те, кто хотел использовать силу Танн.

– Да, к ним нередко обращались в старину, ведь Дуа скорее философия, образ жизни. А о старцах Танн всегда говорили, как о колдунах.

– Думаешь, она могла меня как-то «увидеть»?

– Кто знает.

Наш разговор прервали аплодисменты: представление началось. В круг выбежали пять девушек – с ними Райхья. Она солировала, и недаром. Танец, начавшийся под медленную музыку, наращивал темп. Крохотные колокольчики на браслетах звенели все задорнее. Я смотрела на сильные извивающиеся тела Танн Нэ Га и видела несущихся по полям коней, лесные пожары, неудержимое ликование стихии. Музыка и танец, дошедшие до настоящего вихря, стихли так резко – казалось, на полуноте, – что зрители невольно вскрикнули. Девушки убежали, а их место в сгущающихся сумерках