Гас Мамфорд разъяренно шипит и бьется лбом о парту.

— Хорошо, дети. Кто-нибудь знает, что означает слово «агрессивный»?

Гас Мамфорд — единственный, кто поднял руку. Все остальные сидят, тупо таращатся на мисс Гейл. Гас ждет, что училка сейчас уступит и наконец-то вызовет его.

— Что, неужели никто не знает? «Агрессивный» тоже означает «драчливый». Человек, который всегда лезет в драку и которому нравится драться.

Рука Гаса Мамфорда падает вниз, словно отрубленная топором.

— Хорошо, а теперь очень легкий вопрос. Кто мне скажет значение слова «гневливый»?

Теперь руки подняли все. Гас Мамфорд смотрит на этих дебилов, тянущих руки, печально качает головой и решает, что больше не будет пытаться. Вообще никогда. Он старается запомнить всех, кто хочет ответить. Но их слишком много, так что репрессии будут массовыми. Его взгляд натыкается на руку Джуди Александр. Вся рука от запястья до локтя покрыта красными воспаленными пятнами. Это явно какая-то сыпь. Гас Мамфорд смотрит по сторонам: у всех одноклассников на руках — те же красные пятна. Он утыкается носом себе в плечо и дышит сквозь воротник рубашки, стараясь вдыхать по возможности реже.

На улице дождь. Мальчик-детектив и Пенни улыбаются и молчат, по-прежнему не прикасаясь друг к другу. Билли в синем свитере и Пенни в розовой шляпке и светло-коричневом платье. Они улыбаются, глядя в пол, не в силах посмотреть друг на друга и даже заговорить. Вновь сидя в автобусе рядом с Пенни, Билли пытается собраться с духом, чтобы совершить отважный и дерзкий шаг — взять Пенни за руку, — но почему-то не может.

Билли и Пенни сидят за маленьким желтым столиком в маленьком желтом кафе и молчат, улыбаясь друг другу. Столик заставлен кофейными чашками и пустыми пластмассовыми лоточками из-под сливок и усыпан разорванными пакетиками из-под сахара. Билли осторожно сдвигает в сторону все это нагромождение, освобождая себе дорогу. Рука Пенни лежит на столе, и Билли тянется к ней — медленно и осторожно — и накрывает ее ладонью. И на этот раз Пенни не убирает руку.

Они сидят, держась за руки: все-таки это свершилось.

Они долго молчат, очень долго. А потом Пенни моргает, снимает очки и говорит:

— Наверное, мне бы хотелось, чтобы ты сегодня поехал ко мне.

— Правда?

Сердце Билли колотится так, что его стук отдается в ушах.

— Да. Мне так трудно сосредоточиться. Вчера меня чуть не уволили. За то, что я где-то витаю вместо того, чтобы нормально работать. На работе мечтать не положено. А я замечталась и провела шваброй по туфлям одной из сотрудниц. Старшего менеджера. Мне сделали выговор. Так что, мне кажется… нам надо ехать ко мне прямо сейчас.

Мальчик-детектив смотрит на руку Пенни, такую маленькую под его ладонью, и кивает, взволнованный и счастливый.

— Хорошо. Да.

В автобусе Билли и Пенни сидят, держась за руки. Крепко-крепко. Билли боится вдохнуть, чтобы не спугнуть это дивное ощущение. Это так восхитительно, так волшебно — такое громадное счастье, такое неописуемое удовольствие — наверное, самая большая радость за всю его взрослую жизнь.

Идет дождь. Билли и Пенни поднимаются по узким кирпичным ступенькам, ведущим к двери ее подъезда. Пенни нервно роется в сумке — в той самой розовой сумке — никак не может найти ключи. Сердце Билли бьется так громко, что его стук отдается в ушах. Он похож на тиканье часов: тик-так, тик-так. Они стоят на лестнице, Пенни — на пару ступенек выше, и смотрят друг на друга, притихшие и очень серьезные. Пенни опускает глаза, как будто ей вдруг стало стыдно.

— Прости, Билли, прости. Мне показалось, что я готова… Но я еще не готова.

Пенни плачет, а потом вдруг подается вперед и нервно чмокает Билли в щеку. Поворачивается к двери, отпирает замок и бежит вверх по лестнице. Дверь закрывается, но Билли еще успевает заметить ускользающий промельк белой лодыжки и розовой туфельки. Он сидит на ступеньках и хмурится, глядя через плечо на закрытую дверь подъезда. Потом смотрит на свою руку, которая снова пуста.

Возвращаясь домой на автобусе в это утро, мальчик-детектив чуть не плачет. Ему очень плохо, по-настоящему плохо. Вот что он чувствует:

Пора сыграть с мальчиком-детективом в словесные ассоциации. Психотерапевт называет слова и записывает ассоциации, которые выдает ему Билли.

— Хорошо, Билли. А теперь давай «остров».

— Перстень с фальшивым бриллиантом.

— Э… интересно. Ну, ладно. «Гора»?

— Контрабандисты.

— Хорошо. «Океан»?

— Океан?

— Да. «Океан».

— Э… подводная лодка-разведчик.

— Так-так, хорошо. «Картина».

— Отсутствует.

— Ну, допустим. А теперь «счастье».

Мальчик-детектив хмурится и стучит себя пальцем по лбу. Психотерапевт повторяет еще раз:

— «Счастье».

— Я уже говорил «первая полоса»?

— Нет, не говорил.

— Хорошо, тогда первая полоса.

— В каком смысле первая полоса?

— Когда твою фотографию печатают на первой странице в газете.

— А, да. Понятно. И последнее: «страх».

— Страх?

— Да, Билли. «Страх».

— Страх… — Мальчик-детектив на мгновение умолкает, а потом выдает, не задумываясь: — Смерть.

Психотерапевт кивает и говорит:

— Билли, я хочу, чтобы ты очень серьезно подумал о том, что это значит.

— Я думаю, — говорит Билли. — Я постоянно об этом думаю.

— Я хочу, чтобы ты подумал о том, почему ты боишься смерти. Мне кажется, ты боишься ее потому, что считаешь ее своего рода провалом, неудачей, ошибкой, чем-то таким, чего следует избегать. И при этом она остается единственной тайной, которая объединяет нас всех: богатых и бедных, старых и молодых — когда-нибудь мы все умрем.

— Я не буду об этом думать.

— Почему?

— Не хочу.

— Почему?

— Потому что мне неприятно.

— Почему? — снова спрашивает психотерапевт.

— Потому, — шепчет Билли, — потому что эту загадку нельзя разгадать. Нам никогда не раскрыть эту тайну.

— Вот потому нам и надо задуматься над этим вопросом. Смерть — великая тайна, и не будь этой тайны, мы бы давно разучились мечтать.

— Сэр, мне надо идти, — говорит Билли. — Мое время закончилось.