Люська кивнула. Ныть перестала. Во взгляде – сплошное внимание. Реакция как у шпиона. Далеко пойдет! И даже руку с больной щеки убрала. Значит, помогает! Каких только упражнений не напридумывал Митька с этими цифрами, и всё в одной и той же последовательности. Потом сел на ковер возле кровати, опустил руки и тихо спросил:

– Люсь, скажи честно: зуб болит?

Сестренка, как та скрепка, моргала глазами, прислушиваясь к себе. И удивленно замотала головой:

– Не-а!

– А теперь иди спать! – подмигнул ей Митька. – И про то, что я тебя вылечил, никому не говори.

– А почему, Мить? – шепотом спросила Люська.

– А-а! – скривился он. – Задолбают просьбами по мелочам. А у меня более серьезные задачи.

– А мамке? Тоже не говорить? – на всякий случай уточнила Люська.

– И мамке, – кивнул он. – Кстати, ты хоть знаешь, от чего у тебя зуб болел?

– От чего? – огурцом вытянулось Люськино лицо.

– Зубы болят от обиды и злости. (Откуда в голову пришло?) Усекла? Ты на отца сегодня сердилась?

Не зная, что ответить, сестренка отвернула курносый нос к шкафу.

– Знаешь, как мамку жалко!

– Жалость, Люська, расслабляет человека. По себе знаю. А мамка наша сильная. Справится! А ты работай над собой. И запомни: я твои зубы лечил в первый и последний раз!

Люська поправила волосы и пошла в свою комнату. Пошла так царственно, что Митька от удивления присвистнул и восхищенно покачал головой ей вслед. А что? Молодец! Знай наших! Уважать и ценить себя надо. Кто бы мог подумать, что еще полчаса назад ее рот походил на раскисший бублик!

И все-таки по поводу лечения болезней с помощью цифровых рядов сомнения у Митьки были, но Люське, конечно, он об этом ничего не сказал. Боль действительно прошла, но цифры ли помогли? Может, просто игрой отвлек внимание от больного зуба. Не зря ведь есть поговорка: «Ты мне зубы не заговаривай!» Дед вон тоже говорил, что любой человек при большом желании может помочь другому даже в самой, казалось бы, безнадежной ситуации. Правда, всегда добавлял при этом, что происходит это не без Божьей помощи. Дед верил в Бога, а Митька в деда.

Цифры цифрами, а вот мысль – другое дело. И Митька снова уткнулся в книжки. Стал внимательно изучать упражнения на концентрацию, вникать в тайны человеческих возможностей, хотя настенные часы уже показывали два часа ночи.

И уже на другой день в школе стали происходить чудеса. Если он знал урок, но не хотел тянуть руку, его спрашивали. А когда вопрос был ему не по зубам, рука учительницы зависала в верхней части журнала, а его фамилия пряталась внизу алфавитного списка. Стоило ему устремить взгляд в чью-то спину – сидящий впереди начинал нервничать и в конце концов оглядывался, молча вопрошая: «Ну чего тебе?» На уроке истории он мысленно обратился с просьбой к учительнице открыть форточку. Та тотчас попросила это сделать Витьку Смирнова, который сидел ближе всех к окну.

Короче, все происходило, как в сказке, – «по-щучьему велению, по моему хотению». Во время контрольной по алгебре Митька не успел решить один пример и невольно сконцентрировал внимание на звонке. Обычно автоматика сбоев не давала. Но тут в школе вырубили свет. И пока разбирались, что к чему, пример решить он успел.

А после пятого урока, на перемене, Славка Цыганков, первый в школе бахвал, принялся, как обычно, вешать девчонкам лапшу на уши. Те, конечно, уши распустили, чтобы каждой, значит, побольше досталось. «Заткнулся бы, что ли! Уши вянут!» – подумал Митька и бросил в сторону одноклассника тоскливый взгляд. И Славку как кислым залило. Закашлялся так, что весь посинел. Девчонки давай его по спине колотить: мол, не в то горло попало. Славке пришлось в коридор выскочить. Так и отстоял там пол-урока – с кашлем не мог справиться.

И на этом бы дело не кончилось, да тут у Митьки в голове раздался непривычно сердитый голос деда: «Ты, Митька, не балуй! И больше не шути так. Коль почувствовал в себе силу, следи за мыслями. За каждый неверный шаг будешь расплачиваться сполна. Познания даются не просто так. Велика сила – велик и спрос!»

Митька так и сжался весь. Дед зря не скажет! И раньше-то он, Митька, не особо разговорчив был, а теперь и вовсе ушел в себя. Спросят – ответит, а сам вопросов никому не задает. Да и какие ему еще нужны ответы, коль все они в голове. А еще – в книжках, которые теперь Митька не читал, а заглатывал, как изголодавшийся охотничий пес. Книги попадались одна интереснее другой, причем в строгой последовательности по сложности восприятия, словно кто специально подкладывал ему под руку эту литературу. И научно-популярную, и художественную.

Уходя в чтение, на время забывал о Рите. А когда откладывал книгу, ее хрупкий образ снова появлялся перед его мысленным взором. И почему-то в глазах у Риты всегда стоял упрек. Будто не она, а он был в чем-то виноват перед ней. Так хотелось получить от нее хоть какую-нибудь весточку! Но писем не было. Бездушная электронная почта доставляла кипами осточертевшую уже рекламу. И участливая скрепка беспомощно разводила металлическими руками. Тогда Митька стал мысленно разговаривать с Ритой. Когда Люська заглядывала в его комнату, он строго говорил: «Не мешай! Я занят», хотя сам при этом спокойно лежал на диване. Люська послушно закрывала дверь. Знала: брат работает мыслью. А дело это нешуточное.

Однажды, когда мать с сестренкой наконец улеглись спать, Митька включил компьютер и, замирая от какого-то радостного предчувствия, нажал мышкой кнопку «Доставить почту». И весь напрягся в ожидании. Сначала сыпалась реклама, будь она неладна! Предлагались сексуальные услуги. Девочки – одна лучше другой! Но Митьке до них дела не было. Краем уха слышал, на какие суммы сдуру раскручивались одноклассники.

И вдруг его словно током прошило: письмо от Риты! И такое большое! Стал лихорадочно читать. Взгляд суетливо прыгал с одной строки на другую. Бедная стрелка металась то вниз, то вверх. Но ничего плохого, на первый взгляд, в письме не обнаружил. Тогда поднялся к самому первому абзацу и стал смаковать каждое слово. Если бы можно было обнять весь мир, Митька непременно сделал бы это. Но была ночь, и в окно глядели равнодушные к его эмоциям звезды.

Рита писала, что с тем парнем, Валерием, она больше не встречается. Митька верил. Каким-то седьмым чувством он безошибочно мог улавливать любую фальшь. В конце была приписка: «Димка! Я по тебе очень соскучилась и хотела бы приехать на зимних каникулах. Если, конечно, не возражаешь…»

С ответом Митька не торопился. Хорошо усвоил дедову поговорку: «Поспешишь – людей насмешишь!» Всякой информации полезно отлежаться.

На следующий день на всех уроках Митька думал только о Рите. Единиц и двоек нахватал столько, что они уже не влезали в отведенное для отметок место в графе «Вторник». Особенно лютовала Маргарита Рашидовна по русскому и литературе. Выводя жирную единицу в дневнике, написала: «Убедительно прошу отца зайти в школу!» Раскатала губу! На перемене Митька подошел к ней и победно заявил: