Тогда он опечалился,

Отправился он поутру

На крылышках из перышка

Воробушка да по ветру.

Внизу мелькали острова,

На них трава как изумруд,

И золотом блестит гора,

И серебра ручьи текут.

И тут он стал воинственным,

Единственным, чьи шли стези

И в Теллами, и в Белмаре,

И за море, и в Фэнтэзи.

Имел он щит опаловый,

Коралловый носил он шлем,

А меч был аметистовый, –

Неистовый, грозил он всем:

И с эльфами, и с Эйери,

И с Фэйери в сраженьях был,

И бил зеленоглазых он,

Не раз он златовласых бил.

Броня на нем алмазная

И грозное при нем копье,

Чье в полнолунье ковано

Серебряное острие,

И дротик изумрудный был –

Столь чудный был! – он сам летел!

И прибыл рыцарь в Парадиз,

Где первый приз добыть хотел.

Стрекозлищ победил сей муж,

И Жужалей к тому ж, и Рой,

И первый приз – Медовый Сот

Он взял! И вот поплыл герой,

Руля осиновым листком,

Под лепестком под парусом,

Он чистил латы, песню пел,

И песнь летела к небесам.

Он посетил безвестные

Чудесные те острова,

Что видел сверху, но на них

Нет гор златых – одна трава.

Домой пустился скороход,

Медовый Сот добыв и честь.

Откуда нес, куда принес –

Вот в чем вопрос! – свою он весть?

Повсюду он ходил, бродил,

И победил, и приз добыл,

Но по пути, как ни верти,

Весть отнести совсем забыл!

А значит, завтра, как вчера,

Ему с утра опять в поход!

И весть ту носит до сих пор

Тот очень скорый скороход!

Очень мала

И очень мила

Принцесса Ми, говорят,

Блистают в прическе

Жемчужные блестки,

И золотом вышит наряд.

Платочек на шее

Звезд серебрее,

И паутинки нежней

Накидка из льна,

Бела, как луна,

А то, что поддето под ней, –

Исподнее платье –

Украшено, кстати,

Узором алмазной росы.

В плаще с капюшоном

В серо-зеленом

Таится в дневные часы,

В часы же ночные –

Одежды иные,

Сияют, как в небе звезда;

В чешуйки рыбешки

Обутые ножки,

Сверкая, ступают туда,

На пруд танцевальный,

Где гладью зеркальной

Застыла вода в полумгле, –

Там призрачен свет,

Там легкий балет

Танцует она на стекле,

И каждый шажок,

И каждый прыжок

Стежок оставляет на нем.

Глядит она ввысь,

Где звезды зажглись

В небесном шатре, а потом

Глянула вниз,

А там – вот сюрприз! –

Принцесса по имени Ши,

Такой же талант,

К пуанту – пуант,

Так же танцует в тиши.

И так же легка,

И так же ярка,

Но – страшно подумать! – она

В пучине-то оной

Книзу короной

Висит, а пучина – без дна!

И эта принцесса

Не без интереса,

Точнее, с восторгом глядит,

Как книзу короной

В пучине бездонной

Другая принцесса висит!

И только носочки

В некоей точке

Друг друга касаются там.

А где это «там»,

Неведомо нам –

Где вниз головой к небесам! –

Познаний волшебных,

На это потребных,

Не хватит и эльфам самим.

От века доныне

Танцуют эльфини:

Танцует прекрасная Ми –

Мелькают одежки

И стройные ножки

В туфельках из чешуи,

Такие же ножки,

И те же одежки,

И туфельки из чешуи –

Танцует прекрасная Ши!

Лунный Дед был серебряно сед

и в серебряных башмаках,

Венец из опала, но этого мало –

поясок у него в жемчугах,

А поверх всего серый плащ у него,

под ногами – сверкающий пол;

И вот хитрым ключом –

ключ хрустальный причем! –

тайный ход он открыл и вошел.

И с блаженной улыбкой по лесенке зыбкой,

по ступенькам ажурным идет,

Наконец-то он волен и премного доволен,

что пустился в безумный поход.

Надоело ему век сидеть одному

в лунной башне на лунном холме –

Даже чистый алмаз уж не радует глаз! –

и одно у него на уме:

Чтобы алый коралл на плаще засверкал,

и рубин – у него на челе,

Чтобы яркий берилл его жизнь озарил, –

он решил побывать на Земле,

Чтобы впредь не сидеть, без конца не смотреть

на теченье светил, например:

Скука – смерть! – эта твердь, и ее круговерть,

и веселая музыка сфер.

Он на лунном бугре, когда все в серебре,

в полнолунье мечтал на Луне

Не о бледных огнях в бледных лунных камнях –

о багряном и рьяном огне,

Чтобы жарок он был, чтобы ярок он был,

чтобы тлел в глубине уголек,

Чтобы, ало горя, занималась заря,

предвещая хороший денек.

Видел он под собой океан голубой

и зеленых лесов океан,

Но хотелось ему быть с людьми самому,

чтобы сам он был весел и пьян,

Чтоб смеяться, и петь, и горячую снедь

поедать, запивая вином.

Ибо снежный был бел тот пирог, что он съел,

лунным светом запивши потом.

Но на лесенке зыбкой это было ошибкой –

размышлять о горячей еде:

он ногами протренькал по скользким ступенькам

и сорвался, подобно звезде

Иль чему-нибудь вроде. Ночь была. Новогодье.

И вот, путь в небесах прочертив,

Все ступеньки минуя, в Бэл, в купель ледяную,