Чёрт надвинулся ближе и увеличился в размерах.

– Для начала напиши записку, – посоветовал он. – Что-то элементарное. Несколько слов буквально. Типа: «Простите все. Никто не виноват. Я вас люблю». Или: «Я люблю вас всех, простите меня». Главное, чтобы про любовь было.

– Пошел нахер, – ответил Знаев. – Ничего писать не буду.

– А дальше, – игнорируя его возражения, продолжал нечистый, – два варианта. Либо резать вены, либо в окно. Рекомендую вариант номер два. Дёшево и сердито.

– Не выйдет, – сказал Знаев. – Я боюсь высоты. Ничего не боюсь, а высоты – боюсь. Не смогу.

– Это ничего, – серьёзно произнёс нечистый. – Давай пиши записку. И иди на балкон.

В его протянутой руке образовалась авторучка.

– Я не хочу умирать, – возразил Знаев.

– Хочешь, – спокойно сообщил бес. – Сейчас самый момент. Ты на пике жизни. Сыновья выросли. Деньги сделаны. Жены нет. Дальше – будешь катиться только вниз. Ниже, ещё ниже…

– Нет, – сказал Знаев, дрожащей рукой нашаривая и поворачивая рукоять балконной двери. – Я выкручусь… Договорюсь… Переиграю… Первый раз, что ли? И насчёт жены ты тоже не прав…

Записку он написал на оборотной стороне магазинного чека.

– Теперь надо выпить, – авторитетно рекомендовал нечистый. – Так будет легче. Имей в виду: ты умрёшь, не долетев до земли. Скончаешься в полёте, от инфаркта. То есть удара не почувствуешь. Чем больше выпьешь – тем быстрей произойдёт разрыв сердечной мышцы. Поэтому – пей. И ничего не бойся.

– А может, в ванну? – спросил Знаев. – Говорят, это не так болезненно. Расслабляешься и засыпаешь…

Чёрт улыбнулся: показались коричневые длинные зубы.

– Не получится, – ответил. – Нет инструмента. Нужен острый нож. Скальпель или бритва… И потом, резать вены – физиологически гадко. Отвратительно. Я предлагаю мгновенную смерть как идеальную. Шлёп – и всё! – Он звонко хлопнул в ладоши; Знаев вздрогнул. – Серёга, ты же – технократ! Ты же влюблён в железобетонные пропасти, в висящие дороги, в шпили, в башни, во всё это высокое, великое, имперское, грандиозное! Твоя смерть – это прыжок из окна небоскрёба! Разве не так?

– Не знаю, – ответил Знаев, выходя на балкон. – Не уверен.

– Ты выпей, выпей, – посоветовал бес.

Знаев остановился.

Просторный балкон был снизу доверху застеклён, створки давно никто не открывал.

– Не дави на меня. Уйди. Исчезни.

– Открывай.

– Не буду. – Знаев сунул руки в карманы и засмеялся. – Я счастливый человек. Я жить люблю.

– А если любишь жить – зачем воевать собирался?

– От отчаяния, – ответил Знаев, поразмыслив. – Вот зачем. От отчаяния.

Он открыл замки, сдвинул тяжёлую раму и увидел на пальцах слой серой грязи. Нечистый усмехнулся.

– Москва – город пыльный, – сказал он. – На берегу степи стоит. Не бойся. Залезай.

– Думаешь, слабо́? – спросил Знаев.

– Помнишь, – чёрт скабрёзно ухмыльнулся, ноздри раздулись, – ты в девятом классе за девочкой ухаживал? Всё водил её на крыши девятиэтажек? Сидели, целовались на верхотуре. Тебе это казалось ужасно романтичным.

И заржал отвратно.

– Ну и что? – спросил Знаев с обидой. – Ни баров, ни кафе тогда не было. Социализм. Куда бы я её повёл? В читальный зал?

– Ты все делал правильно, – покровительственно сообщил чёрт. – Высота возбуждает.

– А меня всё возбуждает, – сказал Знаев, сидя на краю балконного окна. – Я люблю жизнь. Я рождён счастливым.

В ушах гудел ветер, отчётливо пахнущий клевером.

Босые ноги свисали над пропастью, ступням было прохладно. Знаев испытывал состояние полёта. Он задохнулся от восторга. Не просто ветер – само пространство вокруг казалось более плотным, густым, значимым. На него можно было встать, как на гранитную мостовую.

– Я рождён счастливым, – повторил он.

Решился, наклонил корпус вперёд, и уже раскрылась перед ним пустая чёрная воронка, всеядная спираль хитроумной нечеловеческой нарезки, алчно гудящая, готовая благодарно поглотить, пережевать, размолоть, разложить на атомы, – но в последнее мгновение перед полной потерей равновесия приступ малодушия заставил тело откинуться назад.

Знаев мгновенно ослабел; сердце бешено колотилось.

– Ничего, – произнёс бес покровительственно. – Это со всеми бывает. Защитный механизм, инстинкт. Вроде ты готов – а в последний момент щёлкает кнопка: нельзя!

Но Знаев совсем не горел желанием повторять начатое дело.

– Я не могу, – прохрипел он чужим голосом и слез с края, больно ударившись пяткой о твёрдый пластиковый угол.

– Ничего, ничего, – одобрительно кивал бес. – Хочешь ещё глотнуть?

– Я всё выпил, – сказал Знаев, но в руке беса уже сверкала полная бутыль с неизвестным, латынью, названием на яркой этикетке.

– У меня есть, – хозяйственно произнёс бес. – Пей.

Знаев повиновался. Алкоголь оказался превосходным – настоящая амброзия.

– Теперь скажи: ты видел воронку?

– Да.

– Тебя туда тянет?

Знаев ещё раз продолжительно отхлебнул. По телу разлилось тепло.

– Да, – признался он.

– Это хорошо, – похвалил бес, уменьшаясь в размерах, и придвигаясь вплотную, и обнимая человека за плечи.

– Господи, – прошептал Знаев, – спаси меня.

– Эй, эй, – недовольно сказал бес. – Мы так не договаривались. Ты уже хочешь туда, Серёжа. Тебя уже ждут. Господь тебе не нужен.

Знаев по-прежнему почти ничего вокруг не видел, только спираль-воронка крутилась перед ним в темноте; на ощупь он нашарил края окна и крепко схватился. Он решил, что наилучшим способом будет прыгнуть, как в воду, руками вперёд.

Всё должно напоминать простой прыжок с высокой вышки.

Напрягся, согнул ноги.

Ветер переменился и дул теперь в висок, гулял вдоль огромной стены дома.

Помедлил ещё.

– Нет, – сказал, отшатываясь, спиной назад падая на балконный пол. – Нет.

Чтоб не передумать, тут же в панике задвинул обе створки огромного окна: одной рукой манипулировал, другую держал у лица, раздвигал пальцами набрякшие веки, щурился яростно.

– Нет.

На кухне, торопясь ещё пуще, рванул дверь холодильника, выгреб горсть ледяных кубиков, приложил к носу, к глазам, лёд обжёг, словно спиртом в рану плеснули; скользкие кубики падали на пол; используя их как оружие, стал швырять во все стороны, стараясь попасть в беса.

– Изыди, тварь! – кричал шёпотом. – Изыди.