И главное — мотив. Я уже пришла к выводу, что убийство Шуваловой было связано именно с событиями вокруг ее дочери и Данилы. И устранить ее мог тот, кто активно не хотел обнародования факта отцовства Гладилина. Это сам Гладилин, его жена… Но у них алиби. Маргарита Федоровна, любящая бабушка, не желающая травмировать психику внука. Чем не мотив? И она могла подслушать разговор! Я вдруг вспомнила, что Гладилин, когда рассказывал мне о своем разговоре с Тамарой, упомянул: мать пришла домой немного погодя после того, как Шувалова ушла. Но… Квартира у Гладилиных немаленькая. Кричали они на кухне громко. Мать могла войти незаметно, подслушать, сделать выводы, а потом удалиться на всякий случай. Фантастическое предположение, но все-таки… Это стоит проверить.

После минутных раздумий я набрала номер Мельникова.

— Андрей, извини, что отрываю от работы. Не мог бы ты снова посмотреть в акт баллистической экспертизы убийства Шуваловой?

— Зачем тебе? — устало спросил Мельников.

— Что за пистолет там был нестандартный?

— Старой модели, был на вооружении Советской армии где-то тридцать лет назад, — быстро ответил Андрей. — Это я и так помню…

— Слушай, а вот неожиданный вопрос. Не в курсе ли ты, когда была война в Анголе, в которой принимали участие наши?

Трубка замолчала. Видимо, Мельников оценивал мое состояние с точки зрения трезвости и вменяемости.

— Так что, ты не в курсе? — повторила я свой вопрос.

— Нет, — вздохнул Андрей. — Но… Таня, если тебе это так важно, я даже не хочу спрашивать зачем, то я могу тебе перезвонить минут через пятнадцать. Тут как раз один капитан у нас освободится, он сейчас допрос ведет, этот товарищ политически подкованный, так что…

— Я буду ждать твоего звонка.

Через пятнадцать минут по телефону мне был прочитан краткий курс новейшей истории. Я узнала, что Ангола освободилась от колониального гнета в семьдесят пятом, и к власти пришли марксисты, что, в общем и целом, через некоторое время не понравилось народу, который стал жить хуже и хуже. Из недовольных образовались боевики, которых вооружили проклятые империалисты, и началась война. Недовольные начали одерживать верх. Но не тут-то было — из Союза понаехали военные инструкторы, с Кубы прибыл спецназ. И, в общем, повоевали там в итоге славно, жестоко долбили негры друг друга нашим и американским оружием. Но самым главным для меня было то, что вся эта катавасия, называемая интернациональной помощью братской Анголе, происходила в конце семидесятых — начале восьмидесятых. Потом началась перестройка, и помощь тихо свернули. А затем и вообще махнули на эту Анголу рукой — у самих проблем образовалось до черта. Что сейчас происходило в этой стране, политически подкованный мент не знал. Но это мне было и не важно.

«Все сходится, — подумала я. — Только с доказательствами, видимо, будет туговато».

Попрощавшись с Мельниковым, я стала думать, как правильнее начать разговор с Маргаритой Федоровной. А время для него явно пришло.

Для беседы с Маргаритой Федоровной мне пришлось отправиться на ее дачу в Окуневку. Ехала я туда со смешанным чувством. Не скрою, мне была симпатична эта обаятельная и энергичная бабулька, и в чем-то я даже оправдывала ее поступок. Подчеркиваю — в чем-то. И даже не то что оправдывала, а понимала по-человечески. Скорее всего — а я видела мотив с ее стороны именно таким — ей не хотелось, чтобы страдали дети, ее внуки. Чтобы не терзались они мыслью, что им по вине родителей пришлось пройти через инцест. Чтобы пребывали в уверенности, что расстались по несходству характеров, и все. С этой точки зрения позиция Маргариты Федоровны понятна.

Но с другой — она совершила убийство, намеренное убийство, причем лишила жизни человека, который не был таким уж чудовищем. Как бы непорядочно ни поступила Тамара Аркадьевна Шувалова двадцать лет назад, убийство — слишком тяжкое наказание за этот поступок. И здесь Маргариту Федоровну оправдать нельзя. К тому же она оставила круглой сиротой еще сопливую, в общем-то, девчонку, отнюдь не собираясь становиться для нее бабушкой, которой она фактически являлась. И разговор с ней предстоял не из легких.

Вот уже впереди показались ворота дачи. Я глубоко вздохнула и, притормозив, прошла внутрь, в сад, благо калитка была не заперта. Маргариту Федоровну я заметила в глубине сада по ярко-красным шортам, огненным пятном алевшим возле яблоневого дерева. Маргарита Федоровна склонилась под ним с секатором в руках.

— О, добрый день! — выпрямившись и вытирая пот со лба, бодро приветствовала она меня. — За яблоками приехали?

— Отнюдь нет, — покачала я головой, в упор глядя на нее. — За вами, Маргарита Федоровна.

Она, кажется, сразу все поняла. У меня создалось впечатление, что в душе она даже была готова к такому повороту событий, когда кто-то придет к ней и произнесет эту фразу. Только, может быть, не думала, что это буду я.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга, а потом Маргарита Федоровна, откинув взмокшую прямую прядку со лба, вдруг весело тряхнула головой и предложила:

— А давайте-ка выпьем кофе. Здесь, на костре, я могу приготовить его почти как оригинальный. Вы ведь, наверное, все равно хотите поговорить, что-то выяснить до конца?

— Давайте, — согласилась я.

— Тогда прошу. — Она указала мне на деревянный столик со скамейками, выкрашенными в ярко-голубой цвет, которые были выстроены под каким-то раскидистым деревом. В прошлый раз за этим столиком мы угощались шашлыком. Сама бабулька принялась возиться возле костра. Когда она принесла две чашки дымящегося кофе, я отметила, что аромат его распространился по всему саду. — Нравится? — спросила Маргарита Федоровна. — Я помню, что обещала поделиться с вами рецептом.

— Теперь вы вряд ли захотите это сделать, — заметила я.

— Отчего же? — возразила она. — Вы слишком плохо обо мне думаете. Я не злопамятна и стараюсь быть объективной.

— И по отношению к Тамаре Шуваловой? — спросила я.

Маргарита Федоровна усмехнулась, но тут же посерьезнела.

— Честно вам скажу, поначалу старалась, — сказала она. — И если бы Тамара в дальнейшем проявила благоразумие, то я бы повела себя по-другому. Заставила бы себя смириться с тем, как она поступила с моим сыном.

Маргарита Федоровна вдруг замолчала и бросила на меня испытующий взгляд.

— Вы небось думаете, что я рассказываю вам это, понимая, что разоблачение моей вины неизбежно? Это совсем не так. С этой стороны мне бояться нечего, доказать мою вину вряд ли кому-то удастся. Но я понимаю, что вы вооружены против меня. Я знаю, что вы в курсе тайны, которую замесила сама Тамара. Вооружены информацией, своей осведомленностью. И я не хочу, чтобы эта информация дошла до детей. Поэтому и готова вам откровенно все рассказать. Вам же интересны подробности?

— Желательны, — кивнула я.