– Наталочка… Наталка… Не уезжай – молю!

– Эй, скоро вы там? – донесся снаружи сердитый мужской голос.

– Иду, дядя Ваня… Иду… Прощай, любимый!

– Постой. Я должен открыть тебе один секрет.

– Говори быстрее.

– Николай Степанович мне не отец – дядя. И я сам – не местный.

– Ну и что?

– Там где Советы – голод, репрессии. Останься, мы будем счастливы!

– Прощай!

17

Старший лейтенант Лопахин в блиндаже долго не усидел – подался на передовую и теперь лично руководил боем.

Несмотря на огромное превосходство в живой силе и технике, немцы не смогли продвинуться ни на шаг вперед. Однажды пограничники даже предприняли лихую контратаку. Однако никакой практической пользы из нее не извлекли. Только положили половину личного состава – и откатились назад на исходные позиции. Уже там, в окопе, шальная пуля неожиданно настигла командира заставы.

– Иди сюда, теса, – прохрипел он, харкая кровью. – Все… Хана мне… Отвоевался… Так что принимай командование, братец!

– Ну что ты, Леха, – попытался возразить Клименко, впервые обращаясь к командиру по имени. – Мы с тобой еще и до Берлина дойдем!

Лопахин не ответил ничего. Только закатил глаза и захрипел.

– Слушай мою команду! – заорал лейтенант, сжимая его быстро слабеющую руку. – Следующую группу подпускаем как можно ближе и лишь тогда открываем огонь из пулеметов. После чего отходим на вторую линию обороны. Ясно?

– Так точно! – отрапортовал рядовой Толгат Баранбаев, единственный из всех, на ком не было ни царапины.

…Новая попытка наступления не заставила долго себя ждать.

Поначалу красноармейцы никак не отвечали противнику, и лишь когда тот приблизился метров на пятьдесят – начали лихорадочно палить из всего имеющегося в наличии оружия.

Оставив на поле боя сотни мертвых тел, фашисты отступили.

Как и предполагал Алексей – ненадолго.

Через несколько минут на позиции оборонявшихся обрушила огонь вся вражеская артиллерия. Земля содрогалась и целыми пластами взлетала в воздух. Казалось, ни один человек не может уцелеть в этой мясорубке. Но в окопах уже не было никого – пограничники организованно отступили в глубь советской территории и заняли оборону на второй линии фортификации, которую составляли не только оборонительные рвы, но и доты – так сокращенно называли долговременные огневые точки. Укрывшись за их бетонной толщей, можно было длительное время оказывать эффективное сопротивление противнику в автономном режиме; для этого в укрытии имелись значительные запасы продовольствия и боеприпасов.

Утомленные круглосуточным боем, люди неистово хотели есть, пить и спать, но неугомонный Клименко не давал даже перевести дыхание: воевать – не отдыхать!

– Сержант Перов!

– Я!

– В случае очередной атаки выдвинетесь со своим отделением на передовую.

– Есть!

– Произведете несколько очередей из автоматического оружия, бросите пару-тройку гранат – и назад в укрытие!

– Слушаюсь!

– Остальные останутся за мной. Рядовой Баранбаев!

– Я!

– Вы, кажется, лучше других знакомы с устройством дота?

– Так точно!

– Принимайте хозяйство!

– Есть!

– Первым делом – ознакомьте всех с путями отхода. Может, кто-то еще не знает их расположение.

– Один подземный ход ведет к передней линии окопов, – начал Толгат.

– Прекрасно. Мы можем воспользоваться им для нанесения удара в тыл противника.

– Для этого он и предусмотрен. Ну а второй идет в глубину леса.

– Знаю. Занять оборону!

18

Вереница тяжелых советских танков вышла в направлении областного центра и сразу попала под авиабомбежку. Командир части погиб. Начальник штаба Березин, размахивая пистолетом, под непрерывным вражеским огнем бегал от одной бронемашины к другой, призывая механиков отвести вверенную им технику в глубь леса, но его никто не слушал. Даже после того, как капитан лично застрелил нескольких дезертиров.

В тот же вечер в деревню вошли немецкие солдаты. Как водится, их встречали хлебом-солью те же крестьяне, что почти два года тому назад восторженно встречали советских воинов. Теперь они радостно приветствовали «героев Гитлера».

Когда Николай Павелко со старшими сыновьями вернулись домой с импровизированного митинга, устроенного в честь очередных «вызволителей», на их подворье уже орудовали новые хозяева.

Один ловил кур, другой доил корову.

– А вы говорили, что они спасут нас от красной чумы! – в сердцах обронил Андрей.

– Терпи, сынку… Главное, что от Советов сдыхались!

– Те и те – оккупанты. Какая между ними разница?

– Немцы – народ педантичний, порядочный. Забрали – рассчитаются.

– Ага. Копняками[85], – грустно заверил Клименко.

19

Пограничники мужественно держали оборону еще несколько дней. И фашисты решили оставить их в покое!

Основные силы противника просто обошли с флангов последние очаги сопротивления и, оставив возле дотов небольшое охранение, рванули дальше – на Киев.

Клименко ничего не мог понять.

Уже три дня снаружи доносился лишь гул дальней авиации, а не рев бронемашин, и даже ненавистные лица оккупантов не попадались на глаза, как он ни вглядывался в перископ.

Но самое главное: их никто не обстреливал!

Лейтенант был уверен на все сто, что враг разбит и сейчас беспорядочно бежит на запад, преследуемый советскими войсками. Почему же до сих пор никто не нашел их в бетонном бункере, не поблагодарил за службу?

Ответы на все свои вопросы Алексей получил уже 1 июля. Именно тогда немцы подогнали к доту грузовой автомобиль, снабженный мощным громкоговорящим устройством. И вскоре до пограничников донесся чей-то слегка извращенный акцентом и динамиком голос:

– Вчера в освобожденном нами Львове свершился исторический акт: провозглашена независимость Украины! Солдаты! Игнорируйте приказы красных командиров и комиссаров. Сдавайтесь. И переходите на сторону доблестных германских войск!

– Да врут они, товарищ лейтенант! – возмущенно пробасил Баранбаев. – Вскоре придут наши, представят всех к наградам…

– Не нравится мне это, Толгат. Десять дней держимся, а подкрепления все нет и нет.

– Будет, командир, непременно будет!

– Слышь, Баранбаев…