Любовница мужа уселась за стол и положила перед собой конверт. Дождалась пока займу место напротив. Я осталась стоять, опустив руки на спинку стула. Мое сердце вырывалось из груди, не могла справиться с эмоциями.

Девка прикоснулась к конверту указательным пальцем и медленно направила его ко мне. Сверлила взглядом. В глазах блеснул хищный огонек. Она наслаждалась моим унижением.

— Здесь бумаги для развода. Внутри есть документ о вручении. Подпишите его, чтобы подтвердить получение экземпляра, — снисходительно объяснила.

Я была обескуражена. После вчерашних стенаний Митя прислал ко мне любовницу! Это как плевок в душу! Как издевательство!

Взяла со стола конверт. Разорвала бумагу по краю и достала первый документ. Бросила на девку взгляд. Расселась, упивается победой. Ничего, мне тоже есть что сказать!

— А вы, значит, у Димочки на побегушках? — участливо спросила, смело заглянув ей в глаза.

Ниночка от неожиданности опешила. Думала, раздавила меня? Врасплох застала? И не боится же, что в волосы ей вцеплюсь.

Я подошла к кухонному гарнитуру и отыскала в ящике шариковую ручку. Вернулась к столу и наклонилась, чтобы подписать документ. Она подалась вперед и сквозь зубы процедила мне на самое ухо:

— Нет, сама вызвалась. Я знаю, что он вчера был здесь. — Каждое ее слово кипело желчью. — Я приехала сказать, что можете и не надеяться, Димочка к вам никогда не вернется!

Пока она говорила, я, отчаянно пытаясь выдержать провоцирующее приближение, расписалась и протянула ей лист.

— Его здесь никто и не ждет. А привозить жене документы на развод дурной тон для любовницы, — поучительно выдала я.

Девка подскочила со стула. Ее лицо побледнело. Она выхватила протянутую бумагу, и, запинаясь, но с явной гордыней в голосе, воскликнула:

— Я не любовница, я мать его ребенка!

— Как видите, Нина, для него это ничего не значит, — напомнила в ответ, — но я последняя, кто должен учить вас жизни.

Я указала рукой на дверь, выпроваживая гостью. Она хотела мне что-то сказать, но беззвучно открывала рот. Я в ответ улыбнулась. Той самой, ее ехидной улыбкой.

— Всего доброго вам, Нина.

Она стремительно ринулась к выходу. Я не стала ее провожать. Дождалась, пока закроется дверь и опустилась на стул. Внутреннее напряжение вырывалось из меня потоком слез.

Проплакалась и достала из конверта оставшиеся документы. Бежала глазами по копии искового заявления: "… прошу назначить опекуном, поскольку мать малолетнего не может исполнять свои родительские обязанности в полном объеме…"

Я так резко поднялась, что стул с грохотом отлетел к стене. Зажатый в пальцах лист дрожал вместе со мной. Бросила его на стол и схватилась за сердце. В глазах потемнело, а в груди остро кольнуло. Протяжно застонала. Это выше моих сил! Ненависть растекалась по венам, она громко стучала во всем моем теле с сердцем в унисон.

Нашла глазами телефон. Набрала мужа. Гудки оборвались. Не дожидаясь его ответа, прокричала в динамик:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Митя, какого черта происходит?!

— Тише ты… Голова трещит, — услышала заспанный голос.

— Ты, сукин сын, решил отобрать у меня сына?! — рычала в ответ.

— Нина привезла тебе документы? — всполошился он.

— Привезла, Митя! Привезла! Ты, вместе со своей девкой, можешь делать все, что хочешь! Я переживу! Но отбирать у меня сына… Это, Григорьев, за гранью!

— Катя, так будет лучше, — убеждал муж. — Ты не работаешь, у тебя теперь нет семьи…

Его прервал мой стон, полный разочарования и гнева.

— Ненавижу тебя! Всем сердцем, Митя! Ненавижу! — прокричала в ответ и нажала отбой.

После работы готовила ужин. Позвонила взволнованная Катя и попросилась в гости на выходные. Я была только рада и с энтузиазмом хлопотала по дому к ее приезду.

В половине восьмого раздался звонок в дверь. Открыла и с удивлением обнаружила на пороге Милу.

— Привет, — поздоровалась, целуя подругу.

— Привет, — ответила она, проходя в квартиру.

— Не знала, что и ты приедешь.

— Катя попросила. Опять что-то стряслось, — объяснила Миланья и раздраженно добавила: — и что Митя на этот раз выкинул?

— Тебя-то Себастьян как отпустил? — интересовалась я, возвращаясь к готовке.

Мила стала возле меня, прислонившись к столешнице.

— Ой, Лизка, он меня уже задушил своей заботой…

— На тебя не угодишь, — по-доброму усмехнулась я.

— Знаю, я, знаю, — хныкнула подруга, — мои проблемы по сравнению с вашими кажутся надуманными. Но это моя жизнь. Мне было так плохо.

— А теперь? — заглянула Миле в глаза.

Она пожала плечами.

— А теперь я хочу, чтобы Себастьян как прежде горел работой.

— Противоречивая ты натура, Миланья, — пробурчала я, продолжив нарезать овощи.

Мила коснулась моего плеча, заставляя тем самым оставить работу и вновь посмотреть на нее.

— Лиза, я ведь серьезно думала, что Себастьян меня разлюбил. По-настоящему. Навсегда. Это съедало меня изнутри, — с болью в голосе сказала она.

— Я знаю, прости. Ты нуждаешься в поддержке не меньше, чем любая из нас, — мягко ответила я.

Мила тепло улыбнулась и провела ладонью по моим волосам.

— Сама-то как?

Я поджала губы, сдерживая нахлынувшие чувства. Решила пока не говорить девчонкам о ребенке. Хотела сначала показаться врачу. До конца не верилось, что во мне зародилась жизнь. Это было так тревожно… Но в то же время, наполняло такой нежностью…

Мила по-своему расценила мое смятение и задумчивость. Заботливо заключила в объятия, ласково поглаживала по спине.

— Все будет хорошо, — прошептала на ухо.

Я улыбнулась. Пусть подруга еще не знает всей правды, но ее сочувствие действовало лучше всяких успокоительных и было так кстати.

Мы вместе закончили приготовление ужина, когда в дверь позвонили. Встретили Катю и Мишу. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: произошло что-то прескверное.