В начале сеанса Лэйнг всегда немного «болтал» со своими клиентами, постепенно переходя к их проблеме: «Я знаю о Вас только то, что Вы написали в своем письме. Почему Вы захотели меня увидеть?». Он никогда не считал, что люди приходят к нему, чтобы пройти курс психотерапии, они хотели от него консультации, хотели, чтобы он привнес в их жизнь какой-то позитив. Он никогда не был изначально ориентирован на терапевтическую сессию. Даже в своем кабинете он не был лекарем. Люди хотели увидеть его, – он общался с ними, они хотели поговорить с ним, – он слушал и отвечал.

Лэйнг давал своим клиентам реальное общение и всегда принимал их такими, какие они есть. Развивая свои социологические идеи, он считал, что, поскольку человек является социальным существом и включен в общество, часто его воспринимают таким, каким ожидают увидеть. И, по сути, общаются не с каким-то конкретным и реальным человеком, а с собственной фантазией. Поэтому он был убежден, что одним из самых важных моментов психотерапии является способность слушать и услышать, а не проецировать свои собственные ожидания:

Иногда первая встреча продолжалась в курсе терапии, а иногда человек уходил, получив то, что хотел. В случае надобности терапии Лэйнг говорил сидящему напротив человеку, что у него есть шанс измениться и что приблизительно через месяц или недель через шесть он будет чувствовать себя по-другому. Такие начальные сроки первых изменений он называл. И люди «задерживались» у него еще на час, на месяц, на год, на несколько лет, – средних сроков просто не существовало:

Лэйнг садился на стул рядом и вначале просто слушал. Он никогда не отгораживался от пациентов столом, как это обычно делали респектабельные доктора. Да и стулья для себя он предпочитал той же высоты, что и для пациентов, считая, что это имеет принципиальное значение. Он не делал никаких записей, не держал блокнота и ручки в руках, а старался быть своему клиенту просто другом. Иногда сеансы не ограничивались его кабинетом: он любил прогуливаться со своими клиентами по парку.

Еще во время службы в армии, т. е. с самого начала его практической деятельности как психиатра, Лэйнг не отличался традиционностью подхода. Он всегда использовал неортодоксальные методики работы с больными и не очень ориентировался на господствующее мнение. Да и говорить, что Лэйнг пользовался какой-то методикой, пусть даже нетрадиционной, также не вполне правомерно. Он всегда ориентировался на спонтанность и не привлекал готовые штампы и техники. В своей практике он использовал элементы психоанализа, экзистенциального анализа, гештальт-терапии, бихевиоризм, т. е. практиковал весьма эклектичный подход.

Фактически терапевтический эффект во многом обусловливался его, Лэйнга, компанией и его вниманием к пришедшему человеку:

Лэйнг был естественным и живым психотерапевтом. Он никогда не пытался напускать на себя важный вид или серьезность, часто шутил над пациентами и часто открывал им свою душу, стремясь построить обоюдное общение. Так, у него был примечательный пациент, как это называется в психиатрии, редкий случай. Он приехал из Германии, чтобы пройти терапию у Лэйнга, поскольку всем остальным он не доверял. Этот парень на первой же встрече объявил, что является никем иным, как Иисусом Христом. Юноша был беден и не мог заплатить за терапию. В противоположность его ожиданиям, Лэйнг не стал его разубеждать, как это делали другие доктора. Он принял его таким, каким он был. А поскольку был он Христом, Лэйнг сказал ему: «Я не собираюсь класть Вас в психиатрическую больницу, поскольку Вы объявляете себя Иисусом Христом, это Ваше право. Но знаете… Если Вы желаете как-то расплатиться со мной за мое время… понимаете… не могли бы Вы подремонтировать мой стол?.. Иисус ведь был плотником».

Собственно, терапия с Лэйнгом была столь же естественна, как и общение с ним. В стиле общения он никогда не делал различий между пациентами и друзьями, и часто первые становились вторыми. Он обладал способностью видеть суть проблемы или ситуации и открыто говорить об этом. Он делал так, что его клиенты начинали доверять ему, и позволял им двигаться своим путем без вмешательства, но в своем невмешательстве он четко руководил ими. «Даже разбитые вдребезги сердца можно склеить, если мы можем пустить их в свое», – повторял он.

Лэйнг любил говорить с пациентами о необходимости всмотреться внутрь себя, о потребности во внутренней тишине, он любил образ огня и был, как вспоминали его пациенты, необычайно наивен. Он по-детски улыбался и хохотал, обладал искренним любопытством и никогда не скрывал своих эмоций. Он часто сам горевал и плакал перед пациентами.

Лэйнг был мягок и либерален, поэтому никогда не страдал от недостатка посетителей. Люди приходили с утра до вечера, он приглашал их в свой кабинет и разговаривал с ними. Он не устанавливал жестких правил, не вел классического психоанализа, он просто пытался понять другого человека и вселить в него уверенность в том, что все будет хорошо. Кто-то приходил раз в неделю, кто-то четыре-пять раз, – все было максимально свободно. По сути, вел сам клиент, а не психоаналитик. К тому же, методы, которые он тогда начинает использовать, привлекают своей экзотичностью. Именно тогда в жизнь Лэйнга вошли наркотики. Как отмечает его сын Адриан,