Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Видел? Видел? – тихо спросил Родя своего друга.
Тот пожал плечами:
– Ну, а чего тут особенного? Чего особенного?
– А ну-ка пойдём спросим его! – Родя схватил Веню за рукав и подтащил его к силачу. Тот до сих пор был красен и вообще выглядел ошалело. Маршев обратился к нему: – Павлов, скажи откровенно: это Зойка заставила тебя ползать, да?
Павлов покраснел ещё гуще и накинулся на Родю:
– Да ты… ну, ты что, сдурел, да? По-твоему, и пошутить нельзя, да?! Юмора не понимаешь, да? Вот идиотик-то! – Силач повернулся и быстро зашагал прочь.
А Зоя была довольна тем, что расплатилась с ненавистным Павловым, но главное, она теперь была уверена, что её вчерашнее приказание подействовало, что директор дворца вчера, конечно, ходил в школу и что сегодня всех желающих записаться в «Разведчик» запишут туда. Зоя хотела подождать, когда об этом объявит ребятам сама Надежда Сергеевна или ещё кто-нибудь из педагогов, но потом не утерпела…
Учительница русского языка впустила ребят в кабинет, сказала, что должна ненадолго уйти, и попросила сидеть тихо. Когда она удалилась, Зоя встала за своим столиком и обратилась к Роде:
– Маршев! Ну давай расскажи от нечего делать про нашу делегацию. Как мы третьего дня ходили. А то мы всё молчим да молчим, а людям ведь, наверно, интересно.
– Про какую делегацию? Куда ходили? – послышались голоса.
Родя тоже встал. Он немножко растерялся. Члены делегации не сговаривались между собой, но вчера каждый из них предпочёл молчать о неудавшемся походе, и вот сегодня этой Ладошиной почему-то вздумалось заговорить о нём.
– А чего рассказывать? – неохотно ответил Родя. – Ну, директор дворца нам ответил, что ничего не получится, и всё…
До сих пор Павлов пребывал в мрачном раздумье: он никак не мог понять, зачем он послушался Зойку и пополз вокруг неё как дурак. Теперь, услышав про делегацию, он поднял голову:
– Ну, ты выйди к доске и расскажи толком, что вы сами говорили, что директор вам отвечал…
Силача поддержали:
– Правда, Маршев, расскажи!
– Давай рассказывай, Родька!
Родя подошёл к учительскому столу и постарался как можно точнее передать разговор с Яковом Дмитриевичем. Когда он сел, Зоя сорвалась со своего места и стала рядом с учительским столом.
– А теперь дайте я скажу! – проговорила она, поблёскивая глазами. – Маршев всё очень правильно изложил, только надо было не уходить поджавши хвост, а спорить с директором. Вот!
– Ну, взяла бы и поспорила! – буркнул Павлов.
Кто-то фыркнул, а Зоя только этого и ждала. Она скрестила на груди руки, устремила взгляд на Павлова и произнесла громко, тщательно выговаривая каждое слово:
– А я, Павлов, между прочим, так и сделала. – Зоя умолкла, ожидая, что её засыплют вопросами, но никто ни о чем не спрашивал – класс оцепенел. И тогда она продолжала: – Да-да, Павлов, не пяль на меня глаза! Эта дура Ладошина вчера пошла к Якову Дмитриевичу и доказала ему, что можно и средства найти, и руководителей, и помещения, если, конечно, не сидеть сложа руки и понять, что пионерский возраст – это тоже люди. Вот так-то, Павлов миленький!
– А он что? – спросил Валерка.
Но тут вошла учительница.
– А он что? Скоро узнаете, – сказала Зоя и вернулась на своё место.
В классе царила такая тишина, что учительница сказала:
– Ну и молодец у меня пятый «Б»! Вот это я понимаю – дисциплина!
Но уже через минуту она была другого мнения об этой дисциплине. По всему классу слышался тихий, но непрерывный гул: за каждым столом – где шёпотом, а где вполголоса – обсуждали выступление Ладошиной.
А вскоре после того, как зазвенел звонок, дверь открылась, и в класс вошла улыбающаяся Надежда Сергеевна.
– Нина Евгеньевна, вы закончили? – спросила она.
– Да, – ответила учительница.
– В таком случае я задержу ребят минуты на две для объявления.
Она подошла к столу, и необыкновенный голос её зазвучал как-то особенно чисто и звонко. Она объявила, что сегодня в научно-конструкторском обществе «Разведчик» будет проведён День открытых дверей для ребят пионерского возраста и что всех желающих записаться в общество туда запишут.
Класс молчал, а Соня Барбарисова подняла руку:
– Надежда Сергеевна!.. Значит… всех-всех записывают?
– Да. По крайней мере, так нам вчера сказал директор Дворца пионеров, Яков Дмитриевич.
Теперь поднял руку Павлов:
– А если кто не занимался всякими там исследованиями?
– Не знаю, дружочек. Мне, повторяю, сказали, что будут записывать всех. Да! И должна прибавить, что этим мы обязаны не только статье Роди Маршева, но и отваге, если можно так выразиться, Зои Ладошиной. – Теперь Надежда Сергеевна смотрела на Зою, смотрела не улыбаясь, как-то слишком уж пристально, и голос её звучал поглуше. – Это она, она одна отправилась вчера к Якову Дмитриевичу и убедила его пойти навстречу пионерам.
Весь класс, конечно, тоже уставился на Зою. Кое-кто даже приподнялся. Зоя сидела выпрямившись, опустив ресницы.
Затем Надежда Сергеевна отпустила класс на перемену, попросив остаться членов «инициативной группы». Им она сказала, чтобы они разыскали Гену Данилова, который ещё ничего не знал, и уговорились с ним, как оповестить всю школу о предстоящем мероприятии. После этого она ушла. Снова она чувствовала лёгкое беспокойство. Такие приливы беспокойства то приходили к ней, то покидали её уже несколько раз со вчерашнего дня.
Вчера, по окончании уроков в школе, она сидела в кабинете у Клавдии Мироновны, когда секретарша сказала о приходе Якова Дмитриевича. Он вошёл бодрый, улыбающийся и сразу заговорил каким-то очень уж приподнятым, этаким развесёлым тоном:
– Здравствуйте, уважаемая Клавдия Мироновна! Приветствую вас, дорогая Надежда Сергеевна! Разрешите? – Он сел в кресло и закинул ногу на ногу. – Так я, значит, вот по какому делу. Мы вчера посовещались с руководителем «Разведчика» и пришли, стало быть, к такому решению…
К какому решению они пришли, вы уже знаете. Минут пять Яков Дмитриевич с подчёркнутым увлечением говорил о том, что тягу к поискам и творчеству надо развивать в детях с самого младшего возраста, что одной лишь косностью взрослых можно объяснить такое положение, когда в научно-конструкторское общество привлекаются только старшеклассники. Надежда Сергеевна смотрела на директора дворца; ей казалось, что весёлость его не очень естественна и что глаза его, за четырёхугольными стеклами очков, временами как-то странно бегают.
Вдруг Яков Дмитриевич, без всякого перехода, проговорил:
– Да! Между прочим! А ведь эта… как её? Зоя Ладошина… Насчёт которой Куприян Семёнович околесицу нёс… Она ведь оказалась очень занятной девчушкой, очень занятной девчушкой! Понимаете, приходит вчера ко мне и начинает меня уговаривать, что надо допустить пионерский возраст… И… и так убедительно, знаете ли, так логично… У меня в голове, конечно, уже созрела эта идея насчёт сегодняшнего, но всё-таки её визит послужил, так сказать, толчком. Вы это ей так и передайте!