— Я сам выбираю, что мне читать, — надменно ответил Кэррингтон. — И не понимаю, какое дело сэру Уильяму Беркли до…

— Это переходит все границы! — воскликнул губернатор, дав волю своей ярости и ударив рукою по столу. — Это мое дело, майор Кэррингтон, и как порядочного человека, и как губернатора этой колонии и представителя Его благословенного Величества короля Карла Второго, да низвергнутся все враги его, как явные, так и скрытые. Это мое дело, что человек, занимающий высокий пост в этой колонии, держит у себя — и читает и перечитывает, ибо этот экземпляр изрядно захватан — это гнусное измышление еще более гнусного ума, эту вредоносную, бессовестную, дьявольскую запрещенную книгу под названием "Eikonoklastes"!

— Если сэр Уильям Беркли сомневается в моей благонадежности… — свирепо начал Кэррингтон.

— Майор Кэррингтон, вы слишком популярный человек, — так же свирепо оборвал его губернатор. — Когда в тот черный день десять лет назад фрегаты узурпатора вошли в Чесапикский залив и, захватив нас врасплох, принудили меня (да простит меня Бог) покориться, кто, как не Майлс Кэррингтон, радушно принял четверых комиссаров (комиссаров, которых парламент круглоголовых отправил к губернатору короля)? Кто, как не майор Кэррингтон, был не разлей вода с этим презренным Беннетом и ренегатом Мэтьюсом? О, они пользовались своей властью мягко, я этого не отрицаю! Они были милостивы и кротки; они оставили верноподданным дворянам — своим бывшим друзьям — их жизни и земли; они удовольствовались изгнанием верноподданного губернатора в его усадьбу, а не в дремучий лес, где он бы погиб от рук дикарей. О, они были образцовыми деспотами! Что же после того, как колесо Фортуны снова подняло их наверх, могли сделать благодарные верноподданные дворяне, что мог сделать благодарный королевский губернатор, как не последовать примеру, который задали им они, и повести себя любезно с чиновниками почившей Республики? И, разумеется, еще более любезно они повели себя с тем, кто с таким достоинством уверял их, что он был всего лишь вынужден покориться требованиям времени и что у возвратившегося короля нет более преданного подданного, чем он. Когда Его Величество соблаговолил сохранить за этим дворянином должность главного землемера нашей колонии (по ходатайству его верноподданной родни в Англии), мы все, разумеется, были этому рады. Нет, возмущение у меня вызывает не прошлое майора Кэррингтона, а его настоящее. Ибо где в его случае то, что должно было бы кричать о его верности королю? Стоит мастеру Диггсу выехать из своей усадьбы, как какой-нибудь голоухий пуританский пес уже кричит ему из дверей своей лачуги: "Ренегат"! (прошу прощения за это слово, оно принадлежит не мне). Кромвелианцы и схизматики[78] из числа подневольных батраков плюют ему вслед. Но делают ли они то же самое, когда мимо них едет майор Кэррингтон? Клянусь Богом, нет! Напротив, они снимают перед ним шапки, как будто он самый главный из бунтовщиков. Достаточно упомянуть главного землемера Его Величества при кромвелианце, и тот оживляется, словно почуявший битву боевой конь. Более того, мне докладывают, что на своих тайных молельных сборищах схизматики молятся о том, чтобы он воротился в их лоно и стал вторым Моисеем, который выведет их из Египта. Даже квакеры находят для него похвальные слова. Майор Кэррингтон спрашивает меня, сомневаюсь ли я в его благонадежности! Ответа на этот вопрос я не знаю, но знаю, что недовольные и крамольники, обитающие в этом краю, смотрят на него слишком уж благосклонно. И что его благонадежность находится в том нежном возрасте, когда на нее может пагубно повлиять сглаз. — Губернатор, дошедший в своей ярости уже до белого каления, замолчал, чтобы перевести дух.

— Сэр Уильям Беркли, вы ответите мне за это! — с побелевшими губами промолвил главный землемер.

— С превеликим удовольствием, — отвечал губернатор, схватившись за рукоять своей рапиры.

Кэррингтон сложил руки на груди.

— Не сейчас, — с суровой любезностью сказал он. — Насколько мне известно, ваше превосходительство намеревается заночевать в Верни-Мэнор? Туда приглашен и я. Там, если вам будет угодно, мы и разрешим наше маленькое разногласие. А пока что вы мой гость.

Губернатор обуздал свою ярость, хотя и не без труда.

— В таком случае до вечера… — начал было он, но тут вмешался полковник Верни.

— Нет уж, этому не бывать ни нынче вечером, ни когда бы то ни было еще, — решительно молвил он. — Черт побери, неужто слугам Его Величества нечем себя занять, и им надобно непременно пускать друг другу кровь? Чикахомини неспокойны, нам досаждают эти проклятые рикахекриане, индепенденты в графстве Нансмонд вопят о будто бы приближающемся конце света, скоро состоится суд над ведьмами, все более назревает необходимость изгнать из Виргинии квакеров, и в довершение всех этих бед надо что-то делать с этим рассказом Ладлоу о заявлении одного из его кабальных работников, что в колонии существует заговор кромве-лианцев. И тут губернатор Его Величества и главный землемер Его Величества набрасываются друг на друга, обнажив рапиры! Стыдно, господа! Майор Кэррингтон, мой добрый друг и сосед, за чью верноподданность нашему милостивому монарху я готов поручиться, как за свою собственную, забудьте те опрометчивые слова, о которых — я в этом уверен — сэр Уильям Беркли уже сожалеет. Полно, сэр Уильям, признайте, что вы слишком погорячились.

— Черта с два! — вскричал губернатор.

— Поединок состоится нынче вечером, — отрезал главный землемер.

Полковник повернулся к сэру Чарльзу Кэрью, который с весьма и весьма довольным видом наблюдал за этой сценой.

— Чарльз, — выразительно сказал он, — если верить слухам, вы принимали участие в таком количестве дел чести, как никто из людей вашего возраста, состоящих при дворе. Так что вам и карты в руки. Помогите мне уверить этих джентльменов, что они могут помириться, не нанеся ни малейшего урона своей чести, и таким образом избежать дуэли, которая вызвала бы возмущение в нашем обществе и поставила под угрозу благо колонии.

Сэр Чарльз перевел взгляд с миролюбивого полковника на сурового и невозмутимого главного землемера, а затем на кипящего гневом губернатора, белые унизанные перстнями пальцы которого подергивались от нетерпения.

— Разумеется, сэр, — лениво ответствовал он, — я сообщу вам мое скромное мнение, состоящее в том, что, учитывая характер провокации и позиции сторон, есть только один выход из положения, который не затронет их честь.

— Вот именно! — вскричал полковник.

Сэр Чарльз закинул руки за голову и сомкнул их на затылке.

— За вашим плодовым садом есть одно прелестное местечко, сэр, — молвил он, мечтательно глядя на потолок. — Я приметил его на днях, и будь я проклят, если мне сразу же не захотелось оказаться в обществе Гарри