Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что? — спросила она напряженно.
— Не знаю… я просто…
Она отвернулась и уставилась в окно. Волосы падали ей на лицо, и я не видел его выражения.
— Джем?
Она ничего не сказала. Мы как раз проезжали под уличным фонарем, и я увидел ее отражение в стекле. У нее по щекам текли слезы.
— Джем…
— Остановите машину! — обратилась она к водителю. Он тут же подъехал к обочине, даже не поинтересовавшись, в чем дело. Джем выскочила из машины и хлопнула дверью.
— Подождите нас, не уезжайте, — сказал я водителю и бросился следом за Джем.
Она шла быстрым шагом в том направлении, откуда мы ехали.
— Джем, подожди!
Она даже не сбавила шаг.
— Джем, пожалуйста! Подожди! Дай мне сказать!
Она как будто меня и не слышала. Я побежал следом за ней, еще не зная, что я сделаю и скажу, когда догоню ее. Я даже не был уверен, что сумею ее догнать. Но все же как-то сумел.
— Эй, подожди! — выпалил я, задыхаясь, и положил руку ей на плечо.
— Отстань от меня! — выкрикнула она, сбрасывая мою руку.
— Джем! Послушай меня!
— Отстань!
— Джем, нам надо поговорить!
— Нет!
— Джем, пожалуйста!
— Пошел на хуй!
— Что? — Я даже слегка растерялся. — Джем! Пожалуйста, послушай меня! Это всего лишь реклама! Просто реклама! — Очевидно, эта последняя реплика была из тех фраз, которые не стоило произносить ни при каких обстоятельствах, когда обращаешься к Джем. Она резко замерла на месте и обернулась ко мне. Я не успел сбавить шаг и едва не налетел на нее.
— Просто реклама? — переспросила она, передразнивая меня.
— Ну, да. Обычная идиотская реклама.
«Сказал Уолли Москович, и сам тоже редкостный идиот», — добавил я про себя.
— Нет, это не просто идиотская реклама, кретин! — выкрикнула Джем сквозь слезы.
Мне показалось, что сейчас она меня ударит.
— Ну, хорошо. Хорошо.
— Хорошо?! Эта, как ты говоришь, «идиотская реклама» сломала мне жизнь! Все, пиздец. Понимаешь?! — Джем отвернулась и быстро пошла вдоль по улице. Я так растерялся, что даже не сразу сдвинулся с места. Я действительно не понимал, как такое могло случиться. Богиня секса, непонятно с какой такой радости снизошедшая до простого смертного меня, вдруг превратилась в заплаканную истеричную барышню…
Я бросился следом за ней.
— Джем, подожди. Давай все-таки поговорим. Она обернулась ко мне.
— Хорошо, давай поговорим. Мне тогда было всего девятнадцать лет, я приехала из Миссисипи, только-только сошла с автобуса, и в первый же день познакомилась с… — Она на мгновение умолкла, сделала глубокий вдох и вытерла слезы. — Познакомилась с дядькой, который уговорил меня сняться в этой рекламе. Он сказал, что все известные актрисы именно с этого и начинали, и что у меня есть все данные, бла-бла-бла. И я согласилась!
Но эту рекламу показывают до сих пор! Семь лет спустя! По сто раз на дню! Каждый раз, когда я прихожу на прослушивание, или на кастинг, и даже, бля, в РЕСТОРАН, все сразу же начинают шептаться, типа, «смотрите, вот пришла девочка с герпесом» или «и как она ходит с такой-то чесоткой». Так что вся моя звездная актерская карьера накрылась тем самым местом. Все надо мной потешаются. Я никому не нужна. Вот, теперь ты все знаешь. Ну, что? Доволен? — Она всхлипнула и вытерла нос рукавом.
У меня так и вертелось на языке: «То есть, на самом деле, у тебя нет никакого генитального герпеса?». Но я не сказал этого вслух. И даже не потому, что боялся обидеть Джем. Просто я понимал, что она должна чувствовать. Мы с ней были во многом похожи. Мы с ней оба изгои. Отверженные. Мишень для насмешек. Блин, я, по сути, сейчас разговаривал сам с собой! С женской версией Уолли Московича! Джем явно ждала, что я что-нибудь скажу. Но я стоял, как дурак, смотрел себе под ноги и не знал, что говорить. Она развернулась и пошла прочь, утирая слезы.
— Джем, подожди! Не уходи! Меня не волнует какая-то идиотская реклама! — крикнул я в спину Джем и вдруг понял, что это правда. Кто я такой, чтобы осуждать эту девушку? Я, может быть, и придурок, но все-таки не ограниченный недоумок. Если у нас с Джем может хоть что-нибудь получиться, мне не хотелосьбы упустить эту возможность. Мне с ней хорошо. По-настоящему хорошо. Со Сью я себя чувствую каким-то недоделанным и убогим. А с Джем все иначе. Мы с ней понимаем друг друга. То есть могли бы понять друг друга, если бы захотели. А я хочу, очень хочу.
Она остановилась и обернулась ко мне.
Щеки, мокрые от слез. Покрасневшие, припухшие глаза.
Она была просто великолепна.
— Правда? — спросила она.
— Не волнует ни разу, — улыбнулся я.
— Правда? — с сомнением переспросила она.
— Богом клянусь, — сказал я очень серьезно и поднял руку, как на присяге в суде. — Знаешь, я тоже не самый популярный мальчишка в классе. — Она пристально смотрела на меня. Мне показалось, что я выбрал правильный тон. — Эти ночи с тобой… это было волшебно. Джем, у меня в жизни такого не было. Ни с кем, никогда. Честное слово. И я не хотел бы, чтобы все закончилось. Я бы хотел сохранить наши с тобой отношения, если ты тоже этого хочешь. Может быть, даже… ну, я не знаю… мы могли бы еще разговаривать. Ведь люди же иногда разговаривают друг с другом, правда?
Она всхлипнула и вытерла слезы.
— Ладно, открою тебе секрет. — Она попыталась изобразить улыбку. — На самом деле у меня нет генитального герпеса.
— Я и не думал, что у тебя что-то такое есть. — Откровенная ложь. — Но даже если бы и был, меня бы это не испугало. — Еще одна ложь. — Мы бы вместе приняли «Герпегру», и все было бы классно. — Джем медленно подошла ко мне и вдруг упала в мои объятия, вцепилась в меня обеими руками, уткнулась лицом мне в грудь и разрыдалась. Я хотел сказать ей что-нибудь ободряющее, типа: «Не плачь. Все ерунда. Уолли с тобой, и теперь все будет хорошо». Но я ничего не сказал. Я не хотел, чтобы все получилось, как в тупой мелодраме. Потом она перестала плакать, и мы принялись целоваться. Самозабвенно и страстно. До сих пор это был наш самый лучший поцелуй. Потому что теперь, после всего двух минут разговора, мы уже знали друг друга. Между нами произошло что-то по-настоящему важное. Что-то передалось от меня к ней и от нее ко мне. К счастью, не венерическое заболевание.
Но все хорошее когда-нибудь подходит к концу, и этот волнующий миг запредельного откровения был разрушен вторжением грубой реальности, а именно грохотом хлопнувшей дверцы. Водитель такси вышел из машины, в бешенстве захлопнул заднюю дверцу, которую я оставил открытой, и вернулся за руль, бормоча нецензурные ругательства, перемежавшиеся непонятными фразами на языке, которого я не знал. Он, наверное, решил, что мы хотим сбежать, не заплатив.