подумал, что талию он свою, таким образом, не убережёт. От грустных мыслей попаданца отвлекло срочное сообщение системы. Система сообщала, что через 20 минут на краю деревни, в скрытом от глаз аборигенов месте, его будет ждать инспектор компенсационной комиссии. Советуем не опаздывать.

Озадаченный Василёк два раза прочитал сообщение. Это что же получается! Там, в Высших Сферах, наконец, разобрались, что они наделали и решили прилететь, чтобы принести свои искренние извинения, а вместе с извинениями отправить Василька, то есть не Василька, этого малолетнего сифилитика, а профессора Аламеду обратно в Уругвай. Вот это здорово! Святые угодники, надо бежать вприпрыжку. Прощай деревня — здравствуй Монтевидео.

Быстро побросав приготовленные, и завёрнутые в бумажку, бутерброды в торбу, туда же отправив головку лука, две сухие рыбки-таранки, бутылку компота, три варёных крашенных яйца, оставшийся хлеб, кусок сала, Василёк побежал на встречу с означенным инспектором. Еду он прихватил по въевшейся привычке, настойчиво дающей мудрый совет, что всё приготовленное надо быстро употреблять, а клювом щёлкать не надо. Хорошо, хоть в праздник народ поехал или в Воронеж, или приводил в порядок могилки на деревенском погосте, поэтому никого Василёк не встретил когда бежал на встречу. Но это же деревня. Если ты никого не видишь, это совсем не значит, что тебя не видят. Естественно, деловито спешащего Василька, засёк одним глазом дед Матвей, который пребывал всегда на страже. И куда же это мы так торопимся — задумался дед. Да, всё просто, как коровье мычание. Этот глупый внук Тимофеевны явно намылился на встречу. А с кем? Ясненько! Началась в деревне нездоровая движуха. Но не надо врагам списывать со счетов деда Матвея, совсем не надо. Расслабились, прохиндеи. Дед Матвей ещё соображает, как два помножить на два, ага. Он всё сечёт.

Василёк порхал, как бабочка, не разбирая дороги. Ведь скоро он уже окажется в родном Уругвае и будет там дышать воздухом свободы. Интересно, а волшебные способности Высшие оставят, или зажмут?

Душа пела. Ноги несли. Василёк на бегу даже запел гимн республики Уругвай:

Orientales la Patria o la Numba!

Вот чтоб тебя, чертыхнулся Василёк, зацепившись за кочку, понаделали тут всяких препятствий в этой деревне… и коровьих лепёшек накидали… дремучая страна, дремучие люди, коровы и те дремучие…

Libertad o con Gloria morir!

Es el voto que el alma pronuncia,

Y que heroicos sabremos cumplir!

Libertad, Libertad Orientales!

Ese grito a la Patria salvó

Que a sus bravos en fieras batallas

De entusiasmo sublime inflamó.[2]

Всё, скоро он эту жуткую страну забудет, как страшный сон. Как кошмар. Кошку Мурку, конечно, вспомнит. А местный народ, нет, не будет вспоминать. Что это за народ?! Вроде это тихая по определению деревня. Должна в ней превалировать махровая патриархальность, образцовый порядок и благолепие. Ага. У них тут утром просыпаешься и не знаешь, что они ещё отчебучат. Фантазия у местного народа зашкаливает. И это всего лишь деревня! Представляю, что у них творится в больших сёлах! А в их городах? Там, наверное, вообще мрак. Ладно, в город их я ни за что не поеду без пулемёта. Дураков нет. А вот некоторые поехали сегодня в город. И Тимофеевна. Вот Тимофеевну жалко. Хорошая старушка, душевная, но опрометчивая: ходит по деревни без автомата. Вот её я буду вспоминать хорошим словом всегда. Да и Маринку вспомню. И Каринку тоже. Каринку даже жалко, ведь дура дурой. И Санька, Витька и бабу Маню тоже буду вспоминать. Это не люди, а ходячее приключение на свою задницу. Да и не долечил их, чтоб они обгадились и до сортира не добежали. Братьев Зосимовых обязательно вспомню. Правильные мужики, хоть и недалёкие. Тётку Варвару тоже буду вспоминать и её гостинцы. Когда мы жили совсем плохо, она всегда помогала нам, чем могла. Фадеева с Марией тоже буду помнить. Марию, так вообще жалко, чуть не похоронили девку. А дед Тихон, так тот вообще уникум. Вот кого уважаю, так его. Настоящий человек, глыба. Больной на голову дед Матвей с Выселок тоже уникум: говорят, был храбрейшим воином. Три контузии и кучу ранений получил, теперь у него не все дома, но его лечу. Да, вот теперь лечить никого не придётся… зато воздух свободы. Ах, впереди Монтевидео и многомесячные карнавалы. Весёлые сеньоры и сеньориты. Океан и залив. Самая лучшая в мире кухня. Мой родной универ. Но местных жалко, до слёз жалко. Вот чего они такие жалкие, что мне их жалко? Зато в Уругвае свобода. Хотя, чего это я туплю. Сейчас начало восьмидесятых. Как раз в президенты выбился Хуан Мария Бардаберри, сволочь настоящая. В семьдесят шестом эта паскудная личность сговорится с главарями хунты и передаст им власть. На трон взгромоздится сначала генерал Демичелли, потом генерал Апарасио Мендес, затем генерал Альварес, который будет править до восемьдесят пятого года. Только 1 марта 1985 года его сменит Хулио Сангинетти, который и перетащит меня из Чили в Уругвай. Это что же получается, вся юность пройдёт при фашистской хунте? Проситься у Высших в Испанию? Так там Франко ещё жив, и помрёт он только в конце 1975 года. Франко меня не любит. Не, ну нормально, да! Куда не посмотришь, везде тоталитаризм. И здесь тоже тоталитаризм, только здесь он какой-то странный. За всё время Василёк видел только одного представителя тоталитарного режима: карабинера Мухина. Или как их тут называют: мильтоницер…. или ми-ли-ционер. Как-то так.

Вскоре Василёк долетел до места встречи Высшего существа и стал ждать. Сидя в засаде, терпеливо ждал и дед Матвей. Ему терпения не занимать — всю жизнь терпел. Василёк нервно переминался ногами, ему не терпелось обратно в Монтевидео. Непонятно только, с какого бодуна он решил, что его обязательно отправят в Монтевидео? Вроде уже и пить бросил. Вот с чего он взял, что кто-то вознамерится тратить на него ресурсы? Даром никто ничего не делает, только природа всё делает даром. Пока ещё Василёк находился в предвкушении и великом неведении.

Дед Матвей внимательно наблюдал. Ага, вот оно как, значит! Ядрён батон, ёптыть. Царица небесная и все Святые угодники, спаси мя и помилуй. Вот же какая бракозябра с гнусной харей вылезла из золотистого марева перед Васильком. Такое приснится, портки менять придётся. А тут оно вживую. Харя одета в какой-то непонятный балахон. В руках у хари, ёпрст, в каких таких руках, в лапах у хари ничего